Доходы населения все больше зависят от госбюджета: доля социальных трансфертов в них в III квартале превысила 19% — против докризисных 11-12%. Но неравенство в доходах не сократилось.
В III квартале 2010 г. доля социальных выплат в структуре доходов населения выросла до 19,1% (1,5 трлн руб.), сообщил Росстат (см. график). Темпы индексации пенсий и пособий в разы превышают темп роста зарплаты, поэтому ее доля сокращается.
В первом полугодии выплачено пособий на 724 млрд руб. — на 36% больше, чем в тот же период 2009 г., объем выплаченных пенсий — 1,8 трлн руб., это на 45% больше, сравнивает экономист ЦМАКП Игорь Поляков. Доходы от предпринимательства выросли на 8,6%, фонд оплаты труда — на 9,3%, а все доходы в целом — на 11,5%. За январь — сентябрь реальные зарплаты выросли на 5%, пенсии в реальном выражении — на 38,8%.
Крен в сторону социальных трансфертов обусловлен стратегическим решением правительства повысить размер пенсий, напоминает Поляков: «Это благоприятно повлияло на малообеспеченных, но на количественном показателе неравенства доходов не сказалось». Коэффициент Джини — индекс концентрации доходов, показывающий степень расслоения общества, — составляет, как и годом ранее, 0,41 (1 — абсолютное неравенство, 0 — равномерное распределение). У 10% самых бедных сконцентрировано, как и в 2009 г., 1,9% всех доходов, у 10% самых обеспеченных — 30,5%. В сравнении с 2008 г. доли почти не изменились (1,8 и 31,5% соответственно). Доходы 20% наименее обеспеченных в 15,8 раза меньше, чем у 20% с наивысшими доходами.
Снижение дифференциации в действительности могло произойти, считает директор Независимого института социальной политики Татьяна Малева, но не за счет роста доходов у бедных, а за счет сокращения в кризис теневых доходов у наиболее обеспеченных. Радоваться в любом случае нечему, уверена она: ни причине снижения неравенства за счет обеднения богатых, ни официальному неухудшению показателя — он остается недопустимо высоким. В ЕС разрыв в доходах — 5 раз, максимальный — 7,3 раза — в Латвии.
Опережающий рост социальных выплат и увеличение их доли в доходах могут подавлять стимулы к трудовой деятельности у старших возрастных групп, говорит директор центра трудовых исследований Высшей школы экономики Владимир Гимпельсон: если человек получает зарплату и пенсию, то решение работать (или нет) зависит от структуры личного дохода.
Рост пенсий стал существенно опережать рост зарплаты, не компенсирующей прилагаемых трудовых усилий, говорит он: «Это означает, что повышение пенсий может в итоге и не вести к росту благосостояния: пенсионеры могут предпочесть меньший доход — одну пенсию, отказавшись от занятости и зарплаты».
Благодаря индексации пенсий и минимальной оплаты труда удалось удержать общую динамику доходов, говорит Малева: в кризис реальные зарплаты падали, а реальные доходы — нет. «Это глубоко символично: поддержали доходы населения, но именно работающее население ничего не получило», — подчеркивает она.
Кризис прикрыл нишу теневых доходов, но, с другой стороны, новые наймы стали оформляться не полностью вбелую, продолжает Малева.
Почти десятилетие до кризиса доля легального заработка составляла 40-45% доходов, теневого — около 25% (скрытая оплата труда, мелкое предпринимательство, доходы от недвижимости), подсчитал Поляков. Таким образом, доля социальных трансфертов в совокупных доходах населения увеличилась в сопоставлении с долей легального заработка с одной трети до половины.
Огромная часть населения — работает каждый третий получатель трудовой пенсии — оказалась под воздействием противоречивых стимулов, отмечает Гимпельсон. С одной стороны, государство говорит: «Работайте, вы еще не старые», с другой — пенсионная политика вымывает работающих пенсионеров из экономики. До кризиса уровень занятости в старших возрастах увеличивался — это была реакция на опережающий в сравнении с пенсиями рост зарплат — и все, кто мог работать, вовлекались в экономику, а сейчас возможен обратный процесс, заключает он.
Начать дискуссию