Первые же разговоры о нынешней волне санкций Соединенных Государств Америки (и тех, кто им по разным причинам подчиняется) против Российской Федерации включали обязательную оговорку: санкции налагаются за плохое (по мнению американских политиков) поведение русских и будут сняты, как только поведение исправится. Со временем даже уточнили: санкции снимут после исполнения минских соглашений. Впрочем, Европейский парламент поправил: вот когда эти странные русские еще и Крым вернут Украине — тогда и подумаем, стоит ли прощать. Но уже после этого заявления министр иностранных дел Соединенных Государств Америки (а им морально подчинено явное большинство депутатов Европарламента) подтвердил: как только сбудется все намеченное в Минске — начнем отменять санкции.
Не буду вдаваться в политические тонкости. Но кое-что все-таки следует иметь в виду для оценки возможного срока исполнения обещанного. Обязательства в Минске брали на себя Киев и Донецк с Луганском, а Москва и Брюссель только удерживали представителей двух воюющих сторон за одним столом, так что возлагать на нас ответственность за соблюдение чужих обещаний вряд ли возможно. Крым и подавно не вернется на Украину, насколько это зависит от желания его жителей. Но главное — в мировой практике никто никогда не гарантировал, что санкция, введенная по какому бы то ни было поводу, снимется немедленно после исчезновения самого повода.
Например, в 1974 году член палаты представителей Вэник и сенатор Джексон добились включения в закон об очередном годовом бюджете Соединенных Государств Америки поправки, запрещающей предоставлять режим наибольшего благоприятствования в торговле, государственные кредиты или государственные гарантии частных кредитов странам, нарушающим право своих граждан на эмиграцию или другие права человека, а также обязующей накладывать дискриминационные пошлины на импорт из таких стран. В момент принятия она касалась СССР, Китая, Вьетнама и Албании. В СССР ограничения эмиграции официально отменены еще в 1987‑м, но поправка сохранилась. Ее отменили в отношении РФ и Молдавии только 21 ноября 2012 года, причем в том же законе ввели персональные санкции против лиц, причастных, по мнению Уильяма Феликсовича Браудера, к смерти его российского аудитора Сергея Леонидовича Магнитского. Ранее поправку отменили для Киргизии и Грузии в 2000‑м, Армении — в 2004‑м, Украины — в 2005‑м. Другие республики СНГ все еще находятся под ее действием.
Сходные примеры можно приводить и по многим иным видам санкций. Их долговечность — скорее общепринятая традиция, нежели редкое исключение. Причина очевидна. Санкции резко меняют положение в экономике не только стран, оказавшихся их мишенями, но и стран, использующих столь мощное оружие. Под изменения подстраиваются все звенья хозяйства. Причем в странах, применивших санкции, возможностей подстройки больше: ведь их обычно используют сильные против слабых. Поэтому довольно скоро в этих странах становится куда меньше несущих ущерб от решения своих властей, нежели пользующихся последствиями решения к собственной выгоде. Они-то и формируют общественную атмосферу, способствующую сохранению санкций. Даже когда первопричина их введения давно забыта — проще придумать новую, чем вновь перестраивать собственное хозяйство, рискуя утратить ставший уже привычным способ извлечения дохода.
Более того, и в случаях, когда дальнейший ход развития сделал санкции убыточными для государства, их установившего, там все равно найдутся конкретные хозяйствующие субъекты, извлекающие из них прибыль — пусть и ценой несоразмерного убытка для прочих. И они как раз благодаря своим доходам могут убедительно добиваться сохранения существующей политики. Так, нынешнее давление на РФ уже катастрофически убыточно для ЕС — но именно поэтому выгодно для СГА, ибо сильный ЕС может заменить СГА на многих ключевых направлениях мировой экономики, а посему СГА извлекают из нынешней слабости ЕС столь значительную прибыль, что могут употребить заметную ее долю на убеждение общественного мнения ЕС (не говоря уж о тамошних чиновниках и политиках) в надобности продления санкций.
Заинтересованность СГА в ослаблении ЕС — долгосрочная. Она может исчезнуть только в ходе столь обширных изменений общемировой структуры экономики, что на их фоне нынешние санкции против РФ утратят всякое значение: все преобразования, нужные нам для их преодоления, станут лишь скромной частью преобразований, нужных для успешной деятельности в новых условиях. Поэтому мы можем всерьез и надолго заняться реорганизацией всего отечественного хозяйства и международных связей в расчете на неизбежность новых продлений западных санкций: даже если их скоропостижно отменят, то лишь вследствие появления такой конфигурации мира, где все сделанные нами перемены будут востребованы и затраты на них окупятся сполна.
Отчего же официальные лица СГА и ЕС то и дело уверяют нас и весь мир в отмене санкций сразу после исполнения нами нескольких формально несложных — хотя и заведомо неосуществимых при нынешнем направлении общественного мнения РФ — условий? Неужто лишь ради того, чтобы таким способом повернуть наше общественное мнение в направлении подчинения внешнему давлению или даже восприятия этого давления как благонамеренного обучения русских медведей благопристойному поведению среди людей?
Полагаю, главная цель утешительных обещаний куда хитрее. Надежда на кратковременность натиска стратегического конкурента — мощный усилитель эффективности натиска.
Пока мы уповаем на скорое восстановление досанкционной структуры внешних связей, формирование новой хозяйственной системы представляется ненужным: ведь надобность в ней может в любой момент отпасть — и все усилия ради ее создания окажутся вроде напрасны. Все кажется: немного потерпим — зато не выбросим на ветер такие деньги, что на их фоне текущие убытки от санкций выглядят мелочью. Но из этих мелочей за два года действия все ужесточающихся мер принуждения нас к подчинению уже сложились потери куда большей суммы, нежели понадобилась бы для радикального реформирования.
Вдобавок замыкание большинства производственных цепочек внутри единых экономических границ (так называемое импортозамещение) формирует среду, благоприятную для самостоятельных разработок и даже для научных исследований, обеспечивающих разработки: чем разнообразнее уже существующее легкодоступное производство, тем проще найти все нужное для создания нового. Правда, разработки, не говоря уж об исследованиях, рентабельны только при достаточном (в наших нынешних условиях — не менее 200 миллионов человек) населении общего рынка. Но поиск новых партнеров — столь очевидная экономическая потребность, что даже при отсутствии санкций надлежит не замыкаться в уже сложившейся системе связей. Сложившаяся же среда, способствующая нововведениям, легко окупит все затраты на ее построение. И санкции тут — лишь повод для действий, необходимость которых не отрицают даже те деятели экономического блока правительства, кто пальцем о палец не ударил ради исполнения этой своей служебной обязанности.
С позднегорбачевских времен и до самого начала украинской катастрофы, послужившей поводом к нынешней санкционной лихорадке, производственные цепочки, созданные в советскую эпоху, методично разрывались, чтобы их звенья включились в зарубежный хозяйственный механизм. План возрождения производственной самостоятельности РФ, представленный в 2013 году отделением экономики РАН, стал для экономического блока правительства и его ультралиберальных консультантов поводом к попытке полностью уничтожить академическую науку. Санкции сделали задачу, поставленную РАН, очевидной и безотлагательной. Уверения в скором прекращении санкций — инструмент отвлечения общества от решения этой жизненно необходимой задачи.
Вероятно, что-то из вновь созданного и впрямь окажется неконкурентоспособным. Но если уповать на милость победителей — неконкурентоспособной окажется вся страна.
Начать дискуссию