Летом 1744 года в Лондон вернулся Джордж Энсон, будущий баронет и первый лорд Адмиралтейства, которого потом нарекут «последним пиратом империи», что, конечно, будет неправдой – хотя бы потому, что его пятилетний вояж, оставшийся в памяти как «крейсерский поход», завершился столь феерично, что, скорее, послужил рекламой пиратского ремесла, чем остудил чьи-то головы – даже при том, что в гавань вернулся только один корабль из шести, отправившихся в плавание, а на борту его находилось всего 188 человек из отправившихся в поход 1900.
Дело в том, что Энсону посчастливилось захватить лучший из возможных «призов», как именовались тогда жертвы морского разбоя – манильский галеон.
Манильские галеоны, конечно, были чем-то совершенно особенным в истории мореплавания.
Это огромные, по тем временам, корабли (водоизмещением, как правило, 1700 – 2000 тонн), совершавшие плавания по маршруту Акапулько – Манила, и предназначенные для перевоза серебра из Мексики на Филиппины и пряностей и предметов роскоши – в обратную сторону.
«Призом» Энсона, кстати, стал «маленький» галеон, всего-то 700-тонник, но захваченный на нем груз серебра был столь велик, что английский Королевский монетный двор покрыл свои потребности в выпуске монет на несколько лет исключительно за счет этой добычи.
Странным образом начало эпохи манильских галеонов почти совпало с резким обрушением испанской экономики, еще совсем недавно выглядевшей процветающей.
В докладе кортесов 1573 года встречаем такое описание испанского благополучия: «не было ни одного мужчины и женщины, даже старых, ни одного ребенка любого возраста, которые не заняты были бы тем или другим способом торговлей и промыслом и не помогали бы друг другу; и было очень любопытно ходить по улицам и закоулкам Сеговии и Куенки и видеть, как все без исключения были поглощены работой, понимая толк в выработке шерсти. И всюду было полно людей, занятых работой, довольных и зажиточных, не только среди местных жителей, но и бесконечного количества иностранцев».
Эта идиллическая картина кардинально поменялась уже через десятилетие – зарождавшийся испанский капитализм вдребезги разбился об испанский же абсолютизм.
Король объявил о покровительстве местным предпринимателям и всячески демонстрировал свое внимание к требованиям кортесов, обещая судебные реформы, налоговые преференции, финансирование развития новых сфер производства (вроде горного дела) за счет казны и широкий доступ к кредитам, организацию школ и даже долевое участие двора в развитии новых, рискованных отраслей, но на деле все благие намерения короны остались на бумаге – к 80-м г.г. XVI века испанская экономика уже вполне себе оформилась как экономика паразитирующая, потому что страна была буквально завалена дарами из американского континента.
Все, самые благие намерения власти, остались намерениями – в самом скором времени вдруг обнаружилось, что реформы шли бы, скорее, во вред складывающемуся механизму обогащения.
Заметим, что вовсе не испанцы в полной мере воспользуются невиданными ранее товарами, привозимыми из диковинных стран – деньги на хлопке и картофеле, чае и сахаре – сделают другие, испанцы одержимы только тем, что являлось очевидным богатством – в Новом Свете они разыскивают драгоценные металлы и пряности, которые являются монополией короля.
Вряд ли благородных донов той эпохи можно обвинять в недальновидности – ведь и по сей день многие их обласканных властью «экономистов» не понимают, «Как государство богатеет, И чем живет, и почему Не нужно золота ему, Когда простой продукт имеет».
И – конечно, никто не понимал, что для реализации «простого продукта» нужно большое количество способного покупать этот продукт населения, которое просто не могло появиться в Испании в силу оторванности масс от трубы и невозможности для этих масс иных способов накопления.
К счастью (или к несчастью?) для Испании, драгоценные металлы в колониях нашлись, причем в размерах совершенно невиданных, и потекли в метрополию в изобилии – крупнейшие в мире серебряные рудники Мексики и Перу, казалось, были неистощимы, не было перебоя и с золотом – королевская казна исправно наполнялась.
«Лестничная» система управления неизбежно приводила к тому, что какая-то часть добытого обязательно оседала на пути из рудников в казну – занятия торговлей или производством повсеместно считались делом низким и малодостойным, уделом неудачников, тогда как стать королевским служащим, отвечающим за любой из участков сереброносной трубы – делом почетным и чрезвычайно выгодным.
«У нас дорого всё, кроме денег» – так образно характеризует эпоху испанских колониальных завоеваний современник.
К концу 80-х г.г. XVI века Испания, страна еще недавно процветающего суконного производства, благодаря избытку хорошей шерсти, уже полностью лишена экспорта сукна и даже не в состоянии удовлетворить внутреннюю потребность в нем: испанские корабли завозят шерсть в Антверпен и Амстердам, а там загружаются фламандскими тканями.
Колониям, для поддержания «напора трубы», запрещено торговать с внешним миром – только с метрополией. Предприимчивые купцы, среди которых выделяются севильцы, находят для себя в этом золотую жилу – снабжение колоний товарами первой необходимости, к которым относится то же сукно (преимущественно фламандское) и оружие (уже не толедское, ставшее слишком дорогим, а – немецкого или голландского, позже – английского производства).
Вот тут и наступает эпоха манильских галеонов – колония на Филиппинах, открытых еще Магелланом (там он, кстати, и погиб) формально подчинялась вице-королевству Новая Испания, что размещалась на всех территории нынешней Центральной Америки.
Филиппины, захваченные испанцами не без труда, были для них хорошим мостиком в понятный им мир пряностей и роскоши – соседствующая Индонезия была богата корицей и перцем, в Индии можно было покупать драгоценные камни и изделия из слоновой кости, а в Китае – шелк и фарфор.
Правда, в Испании не существовало товаров, на которые можно было бы обменять эти ценности, зато испанские колонии были избыточно богаты серебром, товаром, в котором крайне нуждались соседние с Филиппинским архипелагом земли.
В 1565 году некий испанский капитан, Андреас де Урденета, рассудил, что пассаты Тихого океана могут формировать кольцо, подобное тому, что существует в Атлантике, и – действительно нашел попутный ветер.
Собственно, начиная с этого момента и появился маршрут Акапулько – Манила, который часто называют первым регулярным рейсом в истории.
Первые торговые караваны были настолько успешны, что цена на колониальные товары поползла вниз, и севильское лобби добилось у короля решения о том, что рейсы манильских галеонов были ограничены – до двух в год.
Торговый маршрут просуществовал 250 лет (до 1815 года, года мексиканской революции) и был одним из самых ярких примеров процветания контрабанды, которая, как известно, бурно растет при наличии запретов.
Забавно, что королевская казна установила, кажется, вполне приемлемый (учитывая уровень доходности, составляющий не менее 100%) налог на продажу колониальных товаров – всего 17%, что в условиях абсолютизма и королевской монополии выглядело щадяще – но любой чиновник вице-королевства знал, как и сколько на этом можно заработать в действительности, а коррупция как норма жизни позволяла осуществлять самые фантастические операции.
Так, по королевскому указу, объем отправляемых в Мексику грузов не должен был превышать 300 тонн, но манильские галеоны были способны перевозить грузы, превышающие этот вес в 5-7 раз. И, судя по свидетельствам современников, галеоны покидали Манилу, загруженные под завязку.
Впрочем, сама Манила была центром контрабанды – всем судам, кроме китайских, был запрещен заход в этот порт.
А в Китае, заметим, тоже был запрет для подданных на морскую торговлю с иноземцами, восходящий еще ко временам империи Мин.
Риски увеличивали стоимость доставленного контрабандистами товара, но риски оплачивались желанным мексиканским серебром, которое испанцы тратили без счета.
Все было баснословно дорого и – баснословно прибыльно. В XVII веке с Манилой, все через тех же китайских пиратов и контрабандистов, отлично торговали обосновавшиеся на соседних землях голландцы и португальцы, позже – французы и англичане, для которых продать товары испанцам было отличной коммерческой сделкой.
Испании, над владениями которой никогда не заходило солнце, так и не суждено было стать великой экономикой и процветающей державой, а манильские галеоны остались легендой, мечтой пиратов прошлого и кладоискателей настоящего...
Александр Иванов
Поддержать блог: https://boosty.to/economic_history
Еще больше историй на канале:https://t.me/ivanovdirect
Начать дискуссию