Каким образом Канада всегда умудряется избегать финансовых кризисов?

Не могу усидеть в стороне и не вмешаться в увлекательный заочный спор, возникший между двумя видными мужами — Чарльзом Каломирисом из университета Коламбия и Барри Ритхольцем, аналитиком и биржевым трейдером . Объект спора — банковская система Канады. От себя добавлю — уникальная банковская система.

Уникальность эта лучше всего проявляется в сравнении: с 1787 года (принятие Конституции) в Соединенных Штатах случилось 16 масштабных банковских кризисов, в Канаде за приблизительно тот же период (1763 — Парижский договор, переход Канады и Новой Франции под управление Британии в результате семилетней войны) не было ни единого банковского кризиса!

Вроде и страны похожи, и язык общий, и британское колониальное прошлое в колыбели, ан нет — до чего же разительное отличие. Характерно, что даже в тяжелейшие годы Великой Депрессии банковского кризиса в Канаде не было: стагнация производства, массовые увольнения и безработица, какие угодно экономические напасти, но только не проблемы с банками, которые в Канаде стояли и продолжают стоять аки несокрушимая скала. В чем тут секрет?

По мысли Чарльза Каломириса устойчивость канадской банковской системы объясняется не экономически, а политически. Исторически Канада была французской территорией и французы долгое время составляли большинство населения страны (сегодня французами себя считает 15 % жителей). После затяжных и кровопролитных войн Британия вырвала контроль над колонией, однако этнический антагонизм сохранялся еще долгое время (собственно — до наших дней: именно это неприятие британского доминирования подпитывает политический сепаратизм провинции Квебек). Как бы там ни было, из неадекватного распределения политических сил (французское большинство и английская власть) родилось специфическая законодательная система, которая делегировала территориям и провинциям высокую меру самоуправления, однако при этом сохраняла для федерального правительства все рычаги для жесткого финансового и экономического контроля.

Именно такая политическая система, получившая название либерального конституционализма, по мнению Чарльза Каломириса, явилась гарантией неприкосновенности банков, получивших иммунитет от популистского манипулирования. В отличие от Канады в США исторически утвердилась иная форма демократии — популизм, который позволяет доминирующему на данных этапах политическому большинству перекраивать банковскую систему под собственные интересы.

Показательно, что Каломирис полагает дисфункциональную и подверженную постоянным кризисам банковскую систему скорее нормой в современном мире, чем исключением. Тому есть, опять таки политическое, а не экономическое объяснение: большинство стран свободного мира адаптировали именно американскую популистскую модель управления обществом, а не канадский либеральный конституционализм.

Механизм регулярного появления банковских кризисов прост: «В популистских демократиях подобных США регулирование банков является политическим инструментом для достижения преимуществ одной партией над другой. Дело не в том, что доминирующая политическая коалиция, формирующая банковскую политику, сознательно стремится к нестабильности, а в том, что эта коалиция готова терпеть подобную нестабильность в качестве платы за возможность извлекать выгоду из контроля над банковским регулированием», — пишет Чарльз Каломирис.

В качестве примера Каломирис анализирует текущий банковский (и связанный с ним ипотечный) кризис, основы которого были заложены в 90е годы, когда сложилась новая коалиция между правительством, большими банками и активистами потребительских групп. Сначала законодатели заложили юридическую основу для масштабных поглощений и укрупнений финансовых институтов, в результате которых на свет появились грандиозные мегабанки. Затем, шантажируя эти банки одобрением Федерального резерва, без которого слияния и поглощения не могут вступить в силу, правящая политическая сила (под эгидой администрации Билла Клинтона) принялась извлекать политические дивиденды, предоставив различным лоббистским группам своей поддержки право изменять банковское законодательство к собственной выгоде.

В результате были приняты акты, которые обязали банки снизить стандарты по предоставлению ипотечных и бытовых кредитов для представителей малоимущих городских общин и национальных меньшинств. Федеральный резерв эти концессии одобрил. Что произошло дальше, мы знаем: финансово несостоятельные слои населения набрали кредитов, накупили домов, после чего случился кризис платежей, поднялась волна ипотечных дефолтов, которая и похоронила всю банковскую систему страны.

Из всего сказанного Чарльз Каломирис делает вывод, что систематически возникающие банковские кризисы можно избежать только путем законодательной дерегуляции банковской системы. Освобождение банков от ига правительства — вот панацея. Барри Ритхольц категорически не согласен с выводами Чарльза Каломириса. По его мнению, успех канадской банковской системы заключается именно в тотальной регуляции банков, а не в отсутствии таковой.

Главное отличие от США на законодательно-политическом уровне — отсутствие порочной практики лоббирования. Верховный Суд Канады не предоставляет корпорациям в плане воздействия на власть тех же прав, что и частным гражданам. Банки не только не могут официально лоббировать свои интересы в правительстве и парламенте, но и ограничены в возможностях делать финансовые пожертвования в пользу политических структур и организаций. В результате канадские банки находятся целиком во власти политиков, которые внимательно следят за финансовым климатом в стране и жесткой рукой регулируют всю банковскую активность. Отсюда и полное отсутствие банковских кризисов в истории страны.

Обе теории — и Каломириса, и Ритхольца — смотрятся достаточно убедительно. Но к великому сожалению — лишь в рамках собственной парадигмы. Стоит из этой парадигмы выйти или хотя бы подвергнуть сомнению ее действенность, как вся красивая логическая конструкция рассыпается.

Оба ученых мужа исходят из ошибочной (на мой, разумеется, взгляд) идеи о том, что политическая власть априорно обладает контролем над властью финансовой. Иными словами, политик диктует банкиру. Какой замечательный и наивный идеализм! Сразу чувствуются образовательные лакуны в области исторического материализма  В реальной жизни, увы, все акценты расставлены с полярной противоположностью: это банкиры назначают политиков, покупают их, продают, обменивают и списываю в утиль. А не наоборот. Так было всегда и будет всегда. И нет более далекого от реальности представления, чем образ сурового политика, вызывающего на ковер банкира и диктующего ему правила ведения бизнеса. В реальном представлении этот политик получил свой мандат изначально лишь потому, что его решили отправить в политику эти самые банкиры.

Соответственно, и в Канаде, и в США парадигма власти совершенно одинаковая: и там, и там (и вообще — везде в мире) банкиры назначают своих политиков, которые затем исправно и прилежно трудятся над выполнением спущенной им повестки дня. В чем же тогда отличия? Почему в Канаде нет банковских кризисов, а в США они случаются постоянно.

Мой ответ: в Канаде отсутствует конфликт банковских интересов! Исторически так сложилось, что Соединенные Штаты стали ареной яростного столкновения между двумя финансовыми кланами: тем, что принято называть Старыми (европейскими) деньгами, и молодой местной банковской элитой. Между этими кланами идет постоянная, ни на миг не прекращающаяся война, которая лишь изредка прерывается короткими перемириями. В рамках такой парадигмы современный ипотечный и банковский кризис выглядит не иначе, как грандиозная попытка перераспределения капиталов и влияния, которая после осени 2008 года привела к радикальному повышению влияния Старых денег, которым удалось обанкротить и (будем надеяться, что временно) усмирить местную финансовую элиту (Bear Stearns, Lehman Brothers, Washington Mutual и т.д.) и полностью забрать контроль в свои руки.

Соответственно в Канаде никакого противоборства и антитезы Старым деньгам никогда не было и нет. Старые деньги безраздельно властвуют в этой стране, назначают своих политиков, не допускают возникновения конфликтных ситуаций вроде принудительного снижения стандартов кредитования в угоду тем или иным лоббистским группировкам со стороны. Со стороны в финансовую систему Канады никого не пускают. Вот и всё, на мой взгляд, объяснение канадского банковского «секрета», который позволяет стране обходиться без банковских кризисов.

Разумеется, я утрирую и упрощаю картину, которая в реальности наверняка не столь однозначна. Однако в верности основного посыла — отсутствие конфликта банковских интересов в Канаде — у меня нет сомнений.