Вдавить раба обратно

«Россия еще юна, девственна и не должна вкусить, по крайней мере, теперь еще, сих кровавых тревог. Надобно продлить ее юность и тем временем воспитать ее. Вот моя политическая система».

Граф Сергей Уваров, министр просвещения, автор формулы «Самодержавие. Православие. Народность». 1834 год.

Оппозиция, как известно, требует честных выборов. Похоже, что как минимум одно слово из этой формулы власть услышала: нам честно и открыто заявили, что выборы России не нужны вообще.

Давненько, то ли при позднем Ельцине, то ли при раннем Путине, появился анекдот.

Сидят большие чиновники за круглым столом, обсуждают дела. «Ну что, - говорит один, - вроде нормально все у нас: особняки, яхты, счета за бугром. Пора и о народе подумать». «Да, - говорит второй, - думаю, душ по двести на брата нормально будет».

И то, что раньше казалось смешной игрой слов, сегодня воспринимается как предвыборная программа.

Слово «радикализировалась» обычно принято применять к оппозиции. Но в равной степени оно пригодно и для нынешней российской власти. Когда в 2008 году Путина спросили о его дальнейших планах (он на тот момент как раз только-только сдал корону в гардероб), тот с улыбкой обронил: «Вам понравится». Пожалуй, с этой же улыбкой он выслушивал в прошлом сентябре предложение Медведева вернуться на трон.

Очень скоро стало ясно - не понравилось. Улыбка стала более напряженной.

Помните, как в фильме «Двенадцать стульев» «гроссмейстер» Бендер отреагировал на претензию одноглазого председателя шахматного клуба касательно украденной ладьи – мол, «у меня все ходы записаны»? Правильно, Остап заявил «контора пишет» и надел доску одноглазому на голову.

Какое-то время наша власть стеснялась взять в руки эту доску, но, теперь, похоже, поняла, что действовать нужно без экивоков, иначе шансов нет.

На днях мне довелось стать свидетелем одного из предвыборных мозговых штурмов. Главная идея, которая витала над защитниками «осажденной крепости» – миф об оранжевой революции, организованной Госдепом, на глазах теряет свою действенность. Нужна другая теория, более понятная народу. Ее предложил первый вице-президент Центра моделирования стратегического развития Григорий Трофимчук. «Когда мы неточно квалифицируем события, мы разгоняем ситуацию совершенно в другую сторону, - заявил политолог. - Задача Путина – не противостоять какой-то мифической новой оранжевой революции, а зачистить последствия той цветной революции, которая случилась в 1991 году. Не надо отвечать митингами на митинги, надо искать оригинальные средства. Путин находится в плену демократии. Но ее в том европейском понимании не хочет русский народ. За 20 лет мы увидели, что несет с собой так называемая демократия».

Поначалу я собирался писать о такой позиции как о курьезе, полемическом заскоке. Но в минувшее воскресенье оказалось, что это отнюдь не заскок. Это самый свежий релиз программы партии. Кто смотрел «Время», тот не мог пропустить монолог Петра Толстого, который открытым текстом заявил следующее. Во-первых, нынешние смутьяны продолжают дело февральской революции 1917 года (сместившей, как известно, царя-батюшку с занимаемой должности). Во-вторых, оппозиционеры делают ставку на «так называемые европейские ценности», а они, как следовало из контекста, до добра не доведут.

Тут интересно задуматься – а кто такой Путин? Немного подумав, вы скажете, что он бывший помощник Собчака, ставленник Березовского и благодарный наследник Ельцина. Как бы не так. Путин образца февраля 2012-го отряхивает со своих ног всю эту мерзость, налипшую к России в 1991 году. Он белый властелин, с его возвращением начинается новый этап истории – светлый и правильный.

Возвращаясь к вопросу о честности. В последние два месяца мы видим нагляднейшую реализацию тезиса «каждый народ имеет то правительство, которого заслуживает». Если люди, которых сгоняют на митинги, принимают это как должное и не протестуют – Путин для них действительно самый подходящий правитель. Если люди верят в него искренне – тем более. Власть сбросила маску и открыто отказалась от формальных инструментов демократии. Ответный ход за народом. Или, что более вероятно, ответный ступор. Да, народ?