Президент компании «Неокон» и «действительный государственный советник РФ в отставке» Михаил Хазин рассказал «БО» почему, по его мнению, нынешняя политика Центрального банка приближает кончину реального сектора и в чем заключается неуместность проведенной в конце 2008 года плавной девальвации рубля.
— Михаил Леонидович, в одном из интервью вы сказали, что сегодняшняя политика Центрального банка разрушает остатки нашей промышленности. Что конкретно вы имели в виду? И что вы подразумевали под словом «сегодняшняя» — то, что ЦБ делает сейчас, или то, что он осуществляет с самого начала кризиса?
— Политика Центрального банка за время кризиса мало изменилась. Дело в том, что она направлена на сжатие денежной массы. А сжатие денежной массы приводит сразу к нескольким результатам. Во-первых, предприятия не могут получить дешевые кредиты, что приводит к увеличению инфляции издержек. Во-вторых, они же не могут вернуть старые кредиты. В-третьих, засилье денежных суррогатов приводит к сокращению налоговых поступлений и уходу экономики «в тень».
— В первые дни после начала кризиса ЦБ создал несколько механизмов, которые должны были служить для переброски средств через банки в реальный сектор. Например, механизм беззалоговых аукционов. По вашим оценкам, что-то от выделенной на эти цели ликвидности реальному сектору досталось?
— Нет, ничего не досталось. Кризис сопровождался падением спроса, и в этот период у предприятий начались большие сложности. При этом механизма, который бы помог отсрочить выплату долгов кредиторам, у компаний не было. Эффективная ставка для промышленников не снижалась. Нормы резервирования при выдаче кредитов на тот момент не снижались. При этом банковской системе какую-то ликвидность выдали, но банки предприятиям эти ресурсы в виде кредитов не выдавали. А потом ЦБ начал и эту ликвидность «зажимать». В результате мы находимся в ситуации, когда реальный сектор начинает умирать.
Справка.БО Михаил Леонидович Хазин родился в 1962 году. Выпускник мехмата МГУ. В 1993–1994 годах — сотрудник Рабочего центра экономических реформ. В 1994–1997 годах работал в Министерстве экономики РФ, в 1995–1997 годах — начальник департамента кредитной политики министерства. В 1997–1998 годах — заместитель начальника экономического управления президента РФ. С конца 2003 года возглавляет компанию экспертного консультирования «Неокон».
— Многие эксперты говорят, что ставка рефинансирования стала отражать реальную стоимость ресурсов. Вы согласны с этим?
— Я не очень понимаю, что такое реальная стоимость ресурсов. Поясню: банкиры рассматривают текущую ситуацию, а я макроэкономист. И я отчетливо понимаю, что если ставка выше какой-то определенной величины, то экономика работать не может. Возможно, текущий уровень ставки рефинансирования соответствует рискам системы, но нормальное производство работать при таких «тарифах» не в состоянии. Я как бывший чиновник могу сказать, что можно предпринять какие-то меры, чтобы эту ставку снизить. В конце концов государство может целенаправленно выдавать деньги предприятиям через банковскую систему, как это происходило в США на протяжении многих лет. ФРС проводила следующую политику: кредиты, выданные банками физическим лицам, рефинансировались под низкий процент. Что мешает нашему Центральному банку так же поступить с кредитами, которые банки выдали предприятиям? Но этого не делается.
Вы хотите, чтобы наши предприятия, которые получают кредиты под 20%, конкурировали с иностранными компаниями, которые кредитуются под 2% годовых?
— Частные банки уже давно хотели бы, чтобы такой механизм заработал…
— Правильно делают. Но Центральный банк принципиально против.
— То есть ставка рефинансирования — это по-прежнему не рефинансирование?
— Конечно. Кроме того, даже в своем нынешнем варианте она слишком высока, чтобы с ее помощью можно было «запустить» экономику.
— Какой она должна быть?
— Вопрос сложный, потому что это зависит от ряда обстоятельств. Например, практически неизбежна девальвация. При подсчете оптимальной ставки рефинансирования нужно учитывать этот фактор.
Деньги шли не на санацию. Деньги шли на поддержание конкретных клиентов конкретных банков. И не только в России
— Но в любом случае она должна быть ниже текущей?
— Безусловно. Посмотрите: в США ставка рефинансирования — 0%. В Европе — 2%. Вы хотите, чтобы наши предприятия, которые получают кредиты под 20%, конкурировали с иностранными компаниями, которые кредитуются под 2% годовых? Так не бывает. Плюс к этому учитывайте, что у нас открытые рынки. И у нас запрещено девальвировать рубль — де-факто установлен валютный коридор.
— Как вы считаете, плавная девальвация была обоснована?
— Плавная девальвация была идиотизмом. Я об этом говорил и тогда. Она объяснила всем субъектам экономики от банков и до домохозяйств, что самый выгодный бизнес — это перевод рублей в доллары. В результате произошел кризис ликвидности, из-за которого чуть не «полетела» банковская система. Если бы девальвация произошла в один день, таких проблем бы не было.
— Существует мнение, что «плавность» девальвации помогла сдержать панику населения.
— Если бы девальвация прошла за один день, население просто проснулось бы наутро с другим курсом. Кроме того, той части населения, которая покупает российские продукты, было бы плевать на девальвацию. Фактически пострадали бы только те люди, которые хранили в банках сбережения в рублях. Да, они бы действительно частично пострадали, но в том смысле, что цены на недвижимость, например, у нас привязаны к доллару. А почему они привязаны к доллару? США разве в рублях считают цену на недвижимость или Европа, может быть, считает стоимость квадратных метров в долларах? Это тоже неправильная политика ЦБ, которая привела к такому результату. Я напомню, что в 2000–2001 годах расчеты в разных отраслях экономики постепенно начали переходить в рубли. Но тогда еще руководителем Центробанка был Виктор Геращенко.
— По вашим словам, девальвация неизбежна. Когда она может произойти?
— Девальвация неизбежна по очень простой причине. Сегодня дефициты региональных бюджетов покрываются за счет федеральных средств из резервного фонда. Когда запасы кончатся, девальвация неизбежно произойдет, потому что дефициты придется покрывать за счет дополнительной денежной эмиссии. Либо чиновникам придется объяснить населению, что рассуждения о социальной поддержке были демагогией, и, соответственно, государство больше не будет увеличивать размер пенсий и оказывать бесплатную медицинскую помощь. Я сомневаюсь, что государство на это пойдет. В этой ситуации правительство будет поддерживать региональные бюджеты. Резервные же фонды, по оценкам государства, закончатся в 2010 году, а по моим оценкам — раньше. После этого девальвация неизбежна. Но при таком сценарии девальвация случится в самой нехорошей ситуации, потому что не будет уже никаких денег. А если девальвацию провести сейчас, то мы «растянем» резервные фонды по банальной причине — они ведь долларовые. То есть десятипроцентная девальвация рубля ведет сейчас к увеличению на один месяц срока, на который хватит резервов. Обесценили рубль в два раза — резервов хватит почти на год. Но самое главное — девальвация может запустить процесс импортозамещения.
Но если Минфин заинтересован в девальвации, то ЦБ — нет. Потому что ЦБ за экономику, за бюджет не отвечает, а для банковской системы девальвация невыгодна, потому что у нее большие долги в долларах. Объем внешнего долга российских банков составляет порядка 200 млрд долларов. В этой ситуации ЦБ выгодно считать себя как бы ни при чем.
— Получается какой-то хронический конфликт двух ведомств…
— Да. При этом ЦБ намекнул на то, что если цены на нефть упадут и, таким образом, возникнет формальное оправдание для девальвации, то мы согласимся на нее. Выступление министра финансов Алексея Кудрина несколько дней назад (середина августа. — Прим. «БО») по форме выглядело как «Девальвации не будет», а по содержанию смысл был такой: «Если нефть подешевеет, то мы проведем девальвацию». И к этому можно добавить, что объективно основания для падения цены на нефть есть. США нужно гасить очень большой объем казначейских облигаций, они будут сейчас опускать все рынки, чтобы деньги шли на рынок «казначеек», и по этой причине сложится такая же ситуация, как осенью прошлого года: небольшой кризис долларовой ликвидности. И рынки — фондовый, commodities— упадут.
— К чему сейчас нужно готовиться?
— Теоретически у нас хватает резервов, чтобы легко дотянуть до середины следующего года. Но чем дольше мы будем их тратить, ничего не делая, тем хуже будет потом. Впрочем, подобное бездействие — нередкое для политиков поведение. Принимать решение страшно — будем ждать «потом».
Десятипроцентная девальвация рубля ведет сейчас к увеличению на один месяц срока, на который хватит резервов. Обесценили рубль в два раза?— резервов хватит почти на год.
— Банкиры считают, что кризис плохих долгов станет для системы главной проблемой…
— У нас сейчас две главные проблемы — кризис плохих долгов и бюджеты регионов. Но ЦБ с кризисом плохих долгов частично разобрался. Уже принято решение, что если вдруг на балансе банков оказалась недвижимость, то ЦБ рефинансирует банки под залог этой недвижимости, причем не по реальной рыночной стоимости, а по балансовой.
— Банк «плохих» активов нам нужен?
— А какой смысл? В этой ситуации — нет. Отдавать «плохие» активы — значит расчищать балансы, демонстрировать, что все плохо. Обратите внимание, как устроено законодательство по банкротству в США. Как можно быстрее списать все долги, чтобы предприятие могло работать. А теперь смотрите, как у них устроена политика по отношению к плохим банковским долгам. Любой ценой поддержать организацию, на балансе которой находятся эти плохие долги, любой ценой дать ей денег. Чтобы она продолжала функционировать.
— Санация в данном случае — это лишнее?
— Я считаю, что санация банков с точки зрения экономики — это идиотизм. Стратегически есть куча отраслей, например строительная, где резкая реструктуризация плохих долгов могла запустить много важных процессов. Цены на недвижимость бы понизились, появился бы спрос на квартиры, компании начали бы строить. Нет! Все держатся за ситуацию: рефинансируют банки под заложенные квартиры любой ценой, лишь бы можно было сохранить ценник по 6 тыс. долларов за квадратный метр. И сделать ничего нельзя: конкретные персонажи имеют конкретную выгоду.
В 2000–2001 годах расчеты в разных отраслях экономики постепенно начали переходить в рубли. Но тогда еще руководителем Центробанка был Виктор Геращенко.
— А санация действительно сыграла какую-то социально важную роль? Или эти деньги целесообразнее было потратить на что-то другое?
— Деньги шли не на санацию. Деньги шли на поддержание конкретных клиентов конкретных банков. И не только в России.
— ЦБ смягчил за время кризиса много нормативов, с другой стороны — ужесточают требования к капиталу банков. Две такие разные линии поведения могут сосуществовать?
— Вопрос сложный. Можно говорить о том, какая политика хороша, какая плоха, если есть конкретная цель. Какова цель ЦБ? Сохранить статус-кво? Но все понимают, что сохранить статус-кво невозможно, потому что банковская система в целом нежилец. Тогда спрашивается — для чего? В рамках этой системы кто будет рефинансировать банки? Кто будет вкладывать деньги в банк-банкрот, который живет только за счет того, что ЦБ рефинансирует безнадежные долги на его балансе? Причем только рефинансирует и может в любую секунду сказать: верните эти кредиты. И банк становится банкротом де-юре. Фактически то, что сейчас происходит, это попытка гальванизировать труп. Продлить хотя бы внешнее существование банковской системы, которая экономически существовать не может. Мне кажется, что это неправильно.
— По итогам кризиса, как на ваш взгляд, будет выглядеть банковская система?
— Эффективность крупных банков низка, но их поддерживает ЦБ. Среди мелких банков есть хорошие, они выживут. Но большая часть погибнет.
— Никто не подвергает сомнению, что банковской системе понадобится серьезная докапитализация. Но возникает вопрос: насколько активно должно государство участвовать в докапитализации?
— Зачем вкладывать, если эти деньги будут выведены банкирами в оффшоры? Государство должно четко определить, какими будут новые правила игры, и в рамках этих новых правил игры формировать новый образ банковской системы. А банкам ведь тоже не говорят четко, что от них требуется в новых условиях. И пока они — выживают. Им дают возможность выживать так, они выживают так.
— Достигли ли мы уже пресловутого дна, и когда кризис может закончиться?
— Дна мы, конечно, еще не достигли. Теоретически существуют разные суждения на эту тему, например, что пузыри в нашей экономике начали раздуваться с 2003 года, поэтому мы должны вернуться на уровень 2003 года. Экономика с тех пор выросла примерно в два раза. Упали мы сейчас на 20%, значит, еще должны упасть на 30% от уровня 2008 года. Тридцать процентов от уровня 2008 года — это 35% от нынешнего уровня. Но это все рассуждения, потому что надо внимательно оценивать политику государства, внешнеэкономическую конъюнктуру, изменение мировых цен и спроса на нефть. Пока кризис — это процесс.
Комментарии
13Поэтому, видимо, только в нашей стране существует "инфляция на иностранную конвертируемую валюту", когда инфляция внутри страны намного больше (в несколько раз!), чем увеличение стоимости СКВ, выраженной в рублях. До тех пор, пока СКВ не будет доражать пропорционально инфляции, девальвации неизбежны. И никакие нефть и газ не помогут, поскольку далеко не всё население страны работает в нефте-газовом комплексе...