Насколько российские банки защищены от второй волны кризиса, и уместно ли в принципе сейчас говорить о второй волне? Как можно повысить эффективность банковского надзора и ограничить экспансию финансово-кредитных организаций с госучастием? Повысится ли качество регулирования фондового рынка России в результате объединения Росстрахнадзора и ФСФР? На эти и другие вопросы ответил в интервью НБЖ председатель совета Межрегиональной общественной организации «Союз потребителей финансовых услуг», экс-глава Федеральной комиссии по ценным бумагам (ФКЦБ) Игорь КОСТИКОВ.
«России придется на девальвацию курса рубля минимум на 30%»
НБЖ: Игорь Владимирович, ситуация в мировой экономике сейчас далека от совершенства. Как вы оцениваете ее, и к какому «лагерю» принадлежите – оптимистов, считающих, что нынешний кризис будет урегулирован достаточно быстро, или пессимистов, говорящих о повторении Великой депрессии?
И. КОСТИКОВ: Скорее, оптимистов. На мой взгляд, наметился перелом в сторону выхода из кризиса, это мы видим, прежде всего, по состоянию экономики США: уровень безработицы здесь падает, темпы роста экономики, напротив, увеличиваются. На основании этого можно сделать вывод, что крупнейшая экономика в мире прошла «дно».
Что касается Евросоюза, то здесь я тоже придерживаюсь достаточно оптимистичной оценки ситуации. Понятно, что есть и Греция, и Италия, но в Италии мы имеем дело не с кризисом платежеспособности, а с кризисом ликвидности. При объеме итальянского суверенного долга в размере 500 млрд долларов основная масса платежей по нему приходится на весну текущего года. Это, конечно, свидетельствует о том, что график платежей был составлен неправильно, но ситуация не носит патового характера. Конечно, скорее всего, ее придется «разру-ливать» и Европейскому фонду по финансовой стабильности, и МВФ, потому что в одиночку у фонда не хватит ресурсов, чтобы «выкупить» Италию. Но в любом случае это не угрожает стабильности евро.
НБЖ: А преодоление дефицита ликвидности – это решение всех проблем европейской экономики? У нее нет более системных «заболеваний»?
И. КОСТИКОВ: Я таковых не вижу. Кризис, конечно, налицо, и, как любой кризис, он приведет к переоценке ценностей – в данном случае к переоценке структуры затрат. Многие «пузыри», которые были «надуты», сдуются или уже сдулись – это касается и цен на недвижимость, и ряда финансовых инструментов.
НБЖ: А нефтяной «пузырь» сохранится?
И. КОСТИКОВ: Мы все привыкли говорить, что нефтяной «пузырь» – счастье для России, поскольку экспорт нефти и нефтепродуктов является для нас источником всех бюджетных доходов. Но надо понимать, что постоянно цены на энергоресурсы расти не могут: с 1972 года – момента, когда разразился первый нефтяной кризис, – мы видели разные тенденции: и к росту, и к падению стоимости черного золота. Я думаю, что в краткосрочной перспективе цены на нефть останутся на сравнительно высоких уровнях, но постепенно сама нефть будет вытесняться альтернативными источниками.
НБЖ: Нынешнюю ситуацию называют по-разному: второй волной кризиса, принципиально новым кризисом. Какая из этих оценок ближе вам?
И. КОСТИКОВ: Я не считаю, что мы столкнулись со второй волной или с новым кризисом. Это продолжение того, что началось в США в 2007 году, все тот же кризис, который просто затрагивает по пути разные сферы. Ипотеку subprime, рынок различных финансовых инструментов, мировую банковскую систему, теперь – государственные финансы в некоторых странах. Я думаю, что результатом всего этого станет серьезное переосмысление принципов регулирования мирового финансового рынка. И решения «двадцатки» в Каннах достаточно симптоматичны: была создана новая международная организация – своего рода «финансовый полицейский», которому предстоит контролировать и регулировать деятельность различных международных организаций (Базельский Комитет, IOSCO, FATF и т.д.). Перед ним поставлены четкие задачи: ликвидация «серых» офшорных зон, ликвидация института номинального владения без официального держания, контроль за деятельностью 29 системообразующих банков, пересмотр принципов регулирования рынка финансовых производных, особенно CDS. Эта же организация будет заниматься вопросом о зарплатах банкиров, потому что на сегодняшний день эти зарплаты ничем не оправданы. То есть фактически речь идет о том, что «финансовый полицейский» должен будет обеспечить контроль за движением капиталов. Это необходимо, если учесть, что сегодня на мировой рынок капитала из экономик развивающихся стран приходит ежегодно 1,5 трлн долларов. Эти средства создают «навес ликвидности», причем в значительной мере происхождение этих денег непонятно. Если решения «двадцатки» будут претворяться в жизнь, то через год – полтора названные мной проблемы будут урегулированы. И тогда возможностей для «надувания пузырей» станет на порядок меньше.
НБЖ: То есть вы оптимист и в этом вопросе – считаете, что «финансовый полицейский» справится со своей ролью?
И. КОСТИКОВ: Да. Тем более что мы видим – некоторым национальным регуляторам справиться с аналогичными задачами уже удалось.
НБЖ: Перейдем к России, которая достаточно серьезно пострадала из-за мирового кризиса 2007–2009 годов. Сейчас, по вашим словам, этот кризис продолжается, просто поворачивается к нам новой стороной. С вашей точки зрения, каковы перспективы России в этом «раскладе»?
И. КОСТИКОВ: Российская экономика – это нефть. Цены на нефть, как мы уже говорили, остаются на высоком уровне. К концу нынешнего года из кризиса, скорее всего, начнет выходить Европа, США уже оправляются от его последствий. Поэтому можно ожидать, что спрос на наши традиционные экспортные товары сохранится, и бюджетная ситуация в стране не ухудшится.
НБЖ: Значит, у России есть запас прочности, чтобы более или менее спокойно дожить до конца 2012 года – момента, когда, по вашим прогнозам, начнет выходить из состояния кризиса европейская экономика?
И. КОСТИКОВ: Сложно сказать наверняка. Российская экономика довольно однобокая. Политика «сильного рубля», которую правительство проводило в течение последних нескольких лет, привела к тому, что многие сектора экономики оказались неконкурентоспособными. Следует признать очевидное – курс национальной валюты у нас сильно завышен…
НБЖ: Даже сейчас?
И. КОСТИКОВ: Даже сейчас. И у Центрального банка рано или поздно не останется иного выхода, кроме как девальвировать рубль.
НБЖ: Он уже был девальвирован в начале 2009 года.
И. КОСТИКОВ: Это, скорее, были небольшие колебания курса. Речь идет о необходимости девальвации минимум на 30%, оптимально – на 50% по сравнению с его текущим номинальным курсом. Другого выхода не будет: из-за сильного рубля у нас полностью умер малый бизнес и практически перестал развиваться средний бизнес.
«В российских банках почти полностью отсутствует корпоративное управление»
НБЖ: Не секрет, что в кризис 2008–2009 годов Россия столкнулась с серьезными проблемами в банковской сфере: прецеденты технических и фактических банкротств крупных банков до сих пор до конца не забыты. Есть ли сейчас основания ожидать повторения тех событий?
И. КОСТИКОВ: Что касается нашего банковского сектора, то он не сильно отличался в 2008–2009 годах от аналогичных секторов в странах с развитой экономикой. У нас не так много банков…
НБЖ: Почти тысяча.
И. КОСТИКОВ: Почти тысяча выданных лицензий на осуществление банковской деятельности, но реально действующих финансово-кредитных организаций гораздо меньше. И основную долю активов при этом контролируют госбанки, которые, как все хорошо помнят, получили в острый период кризиса мощную поддержку со стороны государства. То же самое было и в США, и во Франции, и в Германии, так что в этом не было ничего эксклюзивного. Но вот дальнейшее развитие ситуации вызвало разочарование: банки получили помощь за счет средств налогоплательщиков, пережили острый период кризиса и возобновили выплаты бешеных зарплат своим топ-менеджерам. У нас ситуация в этом вопросе просто вопиющая: разрыв между зарплатой «топа» банка с госучастием и средней зарплатой по стране достигает миллиона раз! Это может привести к очень серьезным социальным последствиям, особенно если учесть, что банки являются не только финансовыми организациями, но и социальными институтами. Можно понять, что государство их поддержало в трудный момент, нельзя смириться с тем, что банки не выполняют в полной мере своих социальных функций! Это видно и по ставкам, которые они выставляют по кредитам и депозитам.
Так что проблема налицо. Я думаю, что в 2012 году крупные банки – и тем более банки с госучастием – не пострадают. Но после того как кризис завершится, на повестке дня окажется вопрос о поведении банков. Сейчас они продолжают вести себя как некие оторванные от экономики, отдельно стоящие структуры. Правительству и ЦБ придется скорректировать их поведение – этого требуют в том числе и новые правила игры, принятые странами G20. От банков – и в России, и в других странах мира – будут ожидать большей прозрачности, чтобы было понятно, как строится ценообразование их услуг, как платятся дивиденды акционерам и т.д. И, конечно, нынешний уровень зарплат топ-менеджеров банков становится абсолютно неприемлемым: Николя Саркози (президент Франции – прим. ред.) однозначно сказал, что мы вошли в новый мир, где таких зарплат быть не должно.
НБЖ: Но ведь государство, по идее, может оказать влияние в зарплатном вопросе либо на банки с госучастием, либо на банки, которым была оказана поддержка за счет средств налогоплательщиков во время кризиса. Что с остальными банками? Как можно заставить их сократить фонд заработной платы топ-менеджеров?
И. КОСТИКОВ: Поддержку получали не только государственные банки и не только крупнейшие частные банки, но и многие другие участники рынка. Например, через инструменты, которые использовал Центральный банк, – беззалоговые аукционы, через субординированные кредиты Внешэкономбанка…
НБЖ: Меня интересует техническая сторона вопроса. Понятно, что правительство может указать топ-менеджерам ВТБ или Сбербанка, что уровень их зарплат неприемлем…
И. КОСТИКОВ: Правительство не может им этого указать, это функция советов директоров и акционеров. И это вопрос не административного давления со стороны государства, а корпоративного управления. Качество этого управления должно принципиально измениться, потому что на сегодняшний день в большинстве банков это самоекорпоративное управление носит чисто номинальный характер. При этом наши замечательные банкиры «показывают пальцами» на эмитентов, которые должны обеспечивать хорошее корпоративное управление, – и полностью забывают при этом о себе.
НБЖ: А что вы подразумеваете под корпоративным управлением? Точнее, что свидетельствует о том, что у нас в банках низкое качество этого управления?
И. КОСТИКОВ: Хотя бы то, что никто точно не знает, кто такие миноритарии банка. Кто такие независимые директора, и откуда они берутся? Зачастую мы видим, что независимые директора, числящиеся в советах директоров, –друзья-приятели собственников банков. Они никогда не будут осуществлять реальный контроль за менеджментом. Как не будут осуществлять его и миноритарии.
НБЖ: Миноритарии Сбербанка как раз утверждают, что они такой контроль осуществляют.
И. КОСТИКОВ: Уверяю вас, это не так. Герман Греф (президент, председатель правления Сбербанка РФ – прим. ред.) был достаточно самокритичен, когда в последний раз встречался с премьером. Он же открытым текстом сказал, что налицо кумовство, и с этим кумовством надо бороться. Потому что под этим термином скрывается коррупция, присущая и всей нашей экономике, и банковской системе.
НБЖ: Насколько я понимаю, в странах с развитой экономикой присутствие независимых директоров в советах директоров банков – обязательное условие?
И. КОСТИКОВ: Да. Причем независимые директора там – как представители инвесторов, так и представители «стейк-холдеров», то есть потребителей финансовых услуг.
НБЖ: «Стейкхолдеры» представляют частных лиц?
И. КОСТИКОВ: Нет, организации – профсоюзы и союзы потребителей.
НБЖ: У нас профсоюзные организации, наверное, не настолько развиты, чтобы входить в советы директоров банков. Также, впрочем, как и союзы потребителей.
И. КОСТИКОВ: Если встать на эту точку зрения, то мы окажемся в порочном кругу. Профсоюзы и союзы потребителей «недоразвиты», поэтому они не могут осуществлять контроль деятельности банков. Для их развития ничего не делается – поэтому подобная ситуация будет сохраняться и дальше. В США, например, для создания организации по защите прав потребителей предусматривается предоставление субсидий на сумму в 5 млн долларов – причем речь идет именно о субсидии, а не о средствах, предоставленных на возвратной основе. В течение года надо создать организацию с условием, что численность ее членов будет не менее миллиона. Если это условие выполняется, то на следующий год предоставляются еще субсидии.
У нас, как легко догадаться, государство не создает таких условий для развития организаций по защите прав потребите лей. И очень жаль, потому что реальный надзор за банками гораздо проще организовать с разных сторон – и со стороны различных регуляторов, и со стороны общественных организаций.
«СРО и Мегарегулятор показали свою неэффективность в период кризиса»
НБЖ: Когда говорят о необходимости надзора за банками со стороны различных регуляторов, всегда озвучивается контраргумент: регуляторы будут дублировать друг друга, следовательно, мешать друг другу.
И. КОСТИКОВ: Давайте обратимся к примеру США. У них деятельность банковских организаций регулируют ФРС, SEC, Комиссия по товарным рынкам и финансовым производным плюс вновь созданный регулятор по защите прав потребителей. Кроме того, функции регулятора выполняет Федеральная корпорация страховых депозитов (FDIC). И нет никаких признаков того, что эти регуляторы пересекаются и дублируют друг друга. Наоборот – когда разразился кризис, из-за опасений, что эти организации пересекутся, были упущены многие кризисные моменты.
НБЖ: Ну а в России есть Центральный банк, и какие-то сферы деятельности банков регулирует ФСФР…
И. КОСТИКОВ: Я могу сказать, что у нас финансовый сектор намного меньше, чем финансовый сектор в США. Казалось бы, его легче регулировать, поэтому и регулирование должно быть более эффективным. К сожалению, в действительности все обстоит с точностью до наоборот. Центральный банк, как мы считаем, достаточно хорошо работает, хотя и возникают cитуации, вызывающие вопросы к надзору, – например история с Банком Москвы. Что же касается финансового регулятора – ФСФР – то я не очень уверен, что он в состоянии справиться со своими задачами из-за низкого финансового, технического и профессионального обеспечения. Других регуляторов у нас просто нет.
НБЖ: Предлагают еще создать механизм саморегулирования в банковской сфере.
И. КОСТИКОВ: Вы знаете, давайте при ответе на этот вопрос обратимся к родине саморегулирования – Великобритании. Там три года назад – в пик кризиса – было принято решение убрать саморегулирование. И не случайно. Ведь что такое саморегулирование? Это когда предпринимательские организации объединяются, чтобы защитить свои интересы на финансовом рынке. Давайте не будем строить иллюзии, что они будут добровольно ограничивать свои интересы. Саморегулирование на банковском рынке неэффективно, точно также как неэффективен и механизм мегарегулятора.
НБЖ: Кризис показал, что механизмы саморегулирования и мегарегулятора неэффективны?
И. КОСТИКОВ: Нет, он, скорее, только ускорил процесс осознания этого. Ситуация с Northern Rock наглядно продемонстрировала, что ни СРО, ни мегарегулятор не способны решать системные проблемы. После чего, вопреки идеологии правящей лейбористской партии, Банку Англии была возвращена часть функций пруденциального надзора.
НБЖ: А все-таки, почему, с вашей точки зрения, мегарегулятор оказался неэффективным механизмом?
И. КОСТИКОВ: Хотя бы потому что при объединении различных регуляторов в единое целое была потеряна значительная часть профессиональной экспертизы. Уровень интеллекта и профессионализма сотрудников резко снизился, что и неудивительно: люди много лет занимались надзором и регулированием отдельных сегментов рынка или отдельных финансовых инструментов. Когда произошло объединение регуляторов, всех сотрудников смешали, перетасовали и заставили заниматься несвойственным им делом. В результате многие профессионалы ушли на рынок, где зарплаты всегда выше, чем в госструктурах, многие не смогли перестроиться с учетом возникновения новых задач.
История с созданием мегарегулято-ра в Великобритании показала следующее: для небольших стран этот механизм вполне пригоден, там небольшие финансовые рынки, и нет экономического смысла держать несколько регуляторов для надзора за ними. А в Великобритании опыт оказался негативным, и я думаю, что нет смысла его повторять в России.
НБЖ: Складывается впечатление, что по вопросам СРО и мегарегулятора, мы с Великобританией идем в разные стороны. У них саморегулирование и мега-регулятор ликвидировали после истории с банком Northern Rock, у нас же эти темы оказались на повестке дня после истории с Банком Москвы…
И. КОСТИКОВ: Нет, тема саморегулирования всегда была на повестке дня. Идея создания квазибюрократической структуры с хорошими зарплатами и «непыльной» работой всегда привлекательна. Особенно воодушевляет то, что СРО не несет практически никакой ответственности за свои действия. Кто же откажется пойти поработать в ней? Так что с точки зрения преследования личных интересов идея СРО очень привлекательна. А вот с точки зрения эффективности – не уверен, тем более что опыт саморегулирования в других сегментах финансового рынка не внушает оптимизма.
«Экспансию госбанков вряд ли можно ограничить через антимонопольное ведомство»
НБЖ: Вы упомянули ситуацию с Банком Москвы и сказали, что в связи с этим возникают вопросы к банковскому надзору. Вопросов действительно много…
И. КОСТИКОВ: И большинство из них остается без ответа.
НБЖ: Но основной из них, наверное, – что делать с банковским надзором, чтобы данный прецедент не повторился.
И. КОСТИКОВ: Думаю, Центральный банк ответил на это, произведя кадровые перестановки в руководстве. Плюс к этому должны быть процедурные изменения.
НБЖ: А то предложение, которое сейчас озвучивается, – о наделении Банка России правом выносить мотивированное суждение – относится к процедурным изменениям?
И. КОСТИКОВ: Это разные вещи. Если же говорить о мотивированном суждении, то в действительности это предложение вызывает много вопросов. Как только начинаешь говорить об этом, все с улыбкой спрашивают – «чем мотивированное?» Поэтому, я думаю, лучше использовать другие механизмы повышения эффективности надзора. В этом смысле я сторонник позиции покойного Андрея Андреевича Козлова (экс-первого заместителя председателя Банка России – прим. ред.), утверждавшего, что в нашем случае мотивированное суждение – скорее, плохо, чем хорошо.
НБЖ: Андрей Андреевич, наверное, озвучивал эту мысль не меньше пяти лет назад…
И. КОСТИКОВ: А что изменилось за это время с точки зрения нашей психологии и морали? Ничего.
НБЖ: Ваша позиция по мотивированному суждению понятна. А какова ваша оценка другой недавно озвученной инициативы – о наделении Центрального банка правом регулировать ставки по вкладам? Как это может отразиться на потребителях финансовых услуг?
И. КОСТИКОВ: На мой взгляд, для них это будет неплохо, поскольку примерно общий уровень ставок обеспечит более или менее равную ситуацию в финансовом секторе. Но потребителей интересует и другая сторона вопроса: не только уровень ставок по вкладам, но и надежность финансово-кредитных организаций. Мы прекрасно понимаем, что в случае реализации этого предложения возникнут проблемы у целого ряда банков, их надежность окажется под вопросом. Неясно и то, что тогда делать со ставками по кредитам – их тоже будет регулировать Центробанк, или нет?
Если мы говорим, что ЦБ будет регулировать и ставки по вкладам, и ставки по кредитам, то это означает следующее: через какое-то время на рынке фактически останутся два банка – Сбербанк и ВТБ. Для потребителя, повторюсь, это, может быть, и неплохо. А вот каково это для финансовой системы страны – вопрос без ответа.
НБЖ: Для потребителя, наверное, это тоже не очень хорошо, потому что Сбербанк и ВТБ превратятся в монополистов, и ставки по вкладам у них будут традиционно ниже инфляции.
И. КОСТИКОВ: Не думаю. Разговор идет о том, что ЦБ будет определять уровень инфляции и требовать от банков, чтобы они устанавливали ставки по вкладам не ниже этого уровня. Дальше возникает вопрос о кредитах, по каким ставкам будут предоставляться они? Можнопредположить, что будет некоторая маржа, совсем невысокая – порядка 3%.
НБЖ: Многие банки рискуют просто не выжить в условиях такой низкой маржинальности бизнеса.
И. КОСТИКОВ: Не многие, а большинство. Поэтому предложение о регулировании ставок, конечно, имеет право на существование, но вызывает очень много дополнительных вопросов.
НБЖ: Наверное, мы не случайно периодически возвращаемся к обсуждению роли Сбербанка и ВТБ – обе эти финансово-кредитные организации контролируют на сегодняшний день существенную долю рынка банковских услуг. В связи с этим часто можно услышать об огосударствлении банковского рынка, о доминировании «Сбера» и ВТБ. С вашей точки зрения, можно ли сделать что-либо в рамках ограничения экспансии госбанков?
И. КОСТИКОВ: Есть два пути: ограничить эту экспансию через антимонопольноеведомство или приватизировать эти банки. Но надо понимать, что в случае приватизации их придется оторвать от материнской груди государства, и они станут типичными банками too big to fail. Антимонопольное ведомство у нас недостаточно сильное, чтобы бороться с экспансией этих, уже частных, финансово-кредитных организаций.
Я думаю, что государство идет по правильному пути, ставя вопрос о приватизации Сбербанка и ВТБ. Но опять-таки здесь возникает вопрос: когда следует размещать пакеты акций этих эмитентов? Опыт подсказывает: когда эмитенты дорастут по стоимости активов до тех уровней, на которых проводились народные IPO.
НБЖ: Тогда мы рискуем вообще не дождаться приватизации ВТБ.
И. КОСТИКОВ: В краткосрочной перспективе – да, мы вряд ли ее увидим.
НБЖ: Когда обсуждают тему приватизации госбанков, можно услышать – «слишком медленно, слишком мало». Вам не кажется, что подобные упреки обоснованы?
И. КОСТИКОВ: Нет. Во-первых, будут выставлены на продажу достаточно большие пакеты акций обоих банков, и в результате доля государства в них существенно снизится. А что касается темпов, то важно не когда наступит«день Х», а то, что у правительства естьпонимание необходимости приватизации крупных госкомпаний. Кризис и политика сильного рубля привели к тому, что госсектор у нас очень разросся – не столько потому что госкомпании проявляли повышенную активность, сколько потому что отмирал сегмент малого и среднего бизнеса.
«Объединение ФСФР и РОССТРАХНАДЗОРА – вполне логичный шаг»
НБЖ: Обсуждая тему мегарегулятора, вы сказали, что его создание в России нежелательно в том числе и потому, что утраченной может оказаться часть профессиональной экспертизы. Но из ваших слов можно сделать вывод, что с профэкспертизой дела в ФСФР, например, обстоят не слишком хорошо…
И. КОСТИКОВ: Это проблема не подбора кадров и не плохой их подготовки. Это проблема того, как ФСФР была организована и как финансируется ее деятельность. Когда я пришел в ФКЦБ в качестве руководителя, объем финансирования Комиссии составлял миллион долларов в год. Когда я называл эту цифру западным инвесторам, она вызывала у них гомерический смех. К настоящему моменту ситуация в этом вопросе изменилась несущественно.
НБЖ: То есть, с вашей точки зрения, для повышения эффективности деятельности ФСФР надо увеличить финансирование Службы?
И. КОСТИКОВ: Или изменить сам принцип этого финансирования. Если посмотреть на то, как решается этот вопрос в западных странах, то можно увидеть следующее. Компания получает лицензию, дающую ей право работать на фондовом рынке, и платит за это налог – своего рода лицензионный сбор. Средства, полученные таким образом, идут на финансирование деятельности регулятора фондового рынка. Должен сразу оговориться: такой механизм существует не во всех странах, но там, где существует, он доказывает свою эффективность.
НБЖ: А это не провоцировало бы постоянный конфликт интересов? Возьмем, к примеру, Центральный банк, он выдает лицензию организации на осуществление банковской деятельности. Через какое-то время возникают основания для отзыва этой лицензии. Будет ли ЦБ мотивирован к принятию такого решения, если организация платит ему лицензионный сбор, и деятельность регулятора финансируется за счет этих средств?
И. КОСТИКОВ: Средства будут поступать не на счета Центрального банка, а в бюджет страны. И уже из бюджета – на счета регулятора, возможно, не полностью, а частично. Конечно, можно пойти, на первый взгляд, более простым путем: просто увеличить финансирование ФСФР из бюджета. Но тогда возникает вопрос, из какого источника будут поступать на это деньги?
В любом случае проблема недофинансирования Службы существует. И пока у нас регулятор фондового рынка находится в «загнанном» состоянии, он вряд ли будет демонстрировать чудеса профессионализма.
Есть еще один путь, который мы предлагали, но который, к сожалению, не нашел поддержки у тогдашнего российского правительства. Можно передать часть регулирующих функций биржам, или, с учетом нынешних обстоятельств, единой фондовой бирже. У ФСФР оставить при этом надзор за биржей и нормотворческую функцию.
НБЖ: То есть построить многоуровневую систему регулирования. Не будет ли она слишком сложной?
И. КОСТИКОВ: На самом деле такая система уже существует в Гонконге, который, кстати сказать, является одним из международных финансовых центров.
«Инсайд – не что иное, как воровство чистой воды»
НБЖ: Недавно ФСФР объединили с Росстрахнадзором. Возможно ли повышение эффективности работы Службы в результате этого?
И. КОСТИКОВ: Я думаю, что это объединение является вполне логичным шагом. Но насколько удастся нынешнему руководству объединенной структуры выстроить управление, надо посмотреть.
НБЖ: А не возникнет ли риск, о котором вы рассказывали? Не будут ли смешаны и перетасованы сотрудники двух регулирующих структур, что в перспективе приведет к потере части профессиональной экспертизы?
И. КОСТИКОВ: Насколько мне известно, этого не произошло. Важно другое – чтобы в результате этого объединения были выравнены подходы к регулированию различных финансовых инструментов. Сейчас у нас одни стандарты для управляющих компаний и «пенсионки», другие – для страховых и т.д. Объединенный регулятор должен выстроить единый вход на рынок для всех профучастников независимо от специфики их деятельности. Сколько это займет времени, пока сложно сказать, – не менее 1,5–2 лет.
НБЖ: В то время, когда вы возглавляли ФКЦБ, уже обсуждался законопроект об инсайде. К настоящему моменту он уже принят и должен вступить в действие с начала этого года. Как вы относитесь к окончательному тексту этого закона?
И. КОСТИКОВ: Законопроект, конечно, обсуждался еще в период существования ФКЦБ. Он был в первый раз внесен в Госдуму в феврале 2004 года, но его достаточно быстро «снесли» из-за противодействия со стороны и депутатов, и различных госведомств. Было распространено мнение, что инсайд -обычный способ зарабатывания денег, поэтому закон о противодействии ему неуместен. Хотя, казалось бы, речь шла о воровстве чистой воды: ведь использование инсайдерской информации для манипулирования рынком - это, по сути, обкрадывание эмитентов, профучастников и инвесторов.
Принятие закона об инсайде дает России возможность присоединиться к единому договору IOSCO (Международной комиссии по регулированию ценных бумаг - прим. ред.), поскольку наличие такого закона - обязательное требование при присоединении. Второе требование - наличие механизма по обмену информацией о закрытых сделках с международными регуляторами. Это для нашей страны тоже серьезная проблема, которая пока не решена. Только когда нам удастся присоединиться к договору IOSCO, можно будет говорить о реальном противодействии инсайду.
НБЖ: А что касается самого текста закона об инсайде - насколько он совершенен, с вашей точки зрения?
И. КОСТИКОВ: О самом тексте сложно говорить. Он содержит не так много существенных положений. Сейчас к закону выпускаются подзаконные акты, призванные регулировать те или иные вопросы, связанные с противодействием инсайду. После этого должны быть проработаны процедуры правоприменения. Только когда все это вступит в силу, можно будет сделать вывод о том, эффективно или нет законодательство о противодействии инсайду.
Начать дискуссию