Из художественных фильмов и романов, посвященных истории средневековой Европы, всем знакома формула «Король умер! Да здравствует король!», применявшаяся для оповещения подданных о кончине правителя и грядущем короновании его преемника. Однако умерший властитель еще какое-то время продолжал жить в сознании потомков: его правление оценивалось, анализировалось, иногда, если на то были основания, драматизировалось, зачастую подвергалось осмеянию.
Lehman Brothers до середины сентября 2008 года был одним из королей мирового финансового рынка, поэтому нет ничего странного в том, что его история не закончилась 15 сентября, когда под давлением регуляторов члены совета директоров подписали заявление о банкротстве. Обстоятельства жизни и смерти четвертого по величине инвестиционного банка в США начали изучать чуть ли не на следующий день после вынужденного ухода Lehman Brothers с рынка. Этот процесс до сих пор продолжается.
Теория всеобщего заговора
В начале октября 2008 года комиссия сената, созданная специально для изучения обстоятельств банкротства Lehman Brothers (LB) и причин возникновения коллапса на финансовом рынке США, провела ряд заседаний. На одно из них был приглашен бывший главный исполнительный директор Lehman Brothers Дик Фалд. Поскольку с момента стремительного банкротства банка прошло чуть более двух недель, члены комиссии были готовы увидеть перед собой человека, раздавленного грузом собственной вины и признающего ошибки, допущенные не только в течение последнего года, но и на протяжении всего времени, пока Фалд управлял Lehman. Их ждал сюрприз: вместо покаяния Фалд огласил длинный список виновных, в котором оказались все, кроме него.
В перечень тех, кто внес лепту в банкротство Lehman, попали СМИ, распространявшие непроверенную и порочившую банк информацию; игроки на коротких позициях, переключившиеся на LB после фактического банкротства Bear Stearns; клиенты, не проявившие лояльности к кредитной организации, с которой они сотрудничали на протяжении многих лет; потенциальные инвесторы, не пожелавшие вложить средства в банк; партнеры, требовавшие дополнительное обеспечение по обязательствам Lehman; рейтинговые агентства, понизившие рейтинг возглавляемой Фалдом организации; регуляторы, поощрявшие банки принимать на себя дополнительные риски и отказавшие Lehman Brothers в поддержке в последние месяцы его существования; правительство США, которое в период с начала 2000-х годов всеми силами развивало рынок недвижимости; даже некоторые сотрудники банка, вовремя не предупредившие бывшего главного исполнительного директора о рисках или настоявшие на отставке наиболее верных Фалду соратников. В одних случаях экс-глава называл конкретные имена, в других ограничивался общим определением – регуляторы, партнеры, несостоявшиеся покупатели. Но к моменту его выступления перед комиссией все уже знали, о ком идет речь и кого экс-CEO Lehman обвиняет в заговоре против банка, а кого – против него лично.
Судя по вопросам, последовавшим за выступлением Фалда, члены комиссии были потрясены: они не ожидали увидеть перед собой человека, который открыто признавал, что он получал ежегодно сотни миллионов долларов в качестве бонусов и что даже после банкротства банка он умудрился получить отступные, которые не приснились бы в самом прекрасном сне ни остальным акционерам Lehman, ни его бывшим сотрудникам. Это обстоятельство не смущало Фалда, который вполне справедливо указывал, что подобная компенсационная политика и подобная сверхрисковая стратегия были характерны не только для Lehman Brothers, но и для всех конкурентов банка (J.P. Morgan, Citigroup и Merrill Lynch). То, что из пяти крупнейших инвестиционных кредитных организаций США рухнули только Bear Stearns и Lehman Brothers, Фалд считал, с одной стороны, неудачным стечением не зависящих от него обстоятельств, а с другой – последствием заговора «темных сил» против обоих банков. Заговора, в основе которого лежала зависть и злоба, против двух наиболее быстро развивавшихся игроков американского финансового рынка.
Стоит отметить, что в первом убеждении – крах был спровоцирован не зависевшими от Фалда обстоятельствами – экс-CEО Lehman не был одинок. Главный исполнительный директор Goldman Sachs Ллойд Бланкфейн, позвонивший Фалду через несколько дней после банкротства LB, но уже после одобрения сенатом плана выкупа у банков «токсичных активов», пытался утешить бывшего конкурента следующими словами: «Все случившееся – результат потопа, обрушившегося на пятиэтажное здание. Bear Stearns и Lehman Brothers были на двух первых этажах, и вода затопила их. Goldman Sachs располагался на пятом этаже, и вода остановилась на подступах к нему. Поэтому мы уцелели, а вы нет».
Бланкфейну, банк которого был спасен, как судачили на рынке, благодаря особому отношению к Goldman министра финансов США Генри Полсона, конечно, было выгодно представить все случившееся как слепую игру случая, точнее как божественное провидение. Выбранный им образ потопа отсылал к библейскому сказанию, а людям, воспитанным в иудейской или христианской вере, хорошо известно, что во время потопа спаслись праведники, а грешники утонули. Бланкфейн, заявлявший через год после банкротства LB, что банки делают «работу Бога», не был бы Бланкфейном, если бы не попытался дать Фалду понять, что Lehman был типичным грешником. Такое объяснение еще могло бы удовлетворить членов комиссии по расследованию обстоятельств банкротства Lehman Brothers, но не Фалда, искавшего грешников совсем на другом поле.
Антифалдовский союз
В качестве одного из главных виновных в банкротстве Lehman Фалд не случайно назвал СМИ: начиная с весны 2008 года со страниц различных американских изданий не сходили критические статьи о LB, интервью с аналитиками, выражавшими сомнения в прозрачности и достоверности текущей отчетности банка. Больше других в качестве гонителя Lehman прославился глава страхового фонда Greenlight Capital Дэвид Эйнхорн. В апреле 2008 года он направил своим инвесторам презентацию, в которой выразил страх перед надвигающимся коллапсом еще одного крупнейшего инвестиционного банка (Bear Stearns к тому моменту «благополучно» рухнул). Эйнхорн указывал на то, что в январе LB, несмотря на тяжелую ситуацию на рынке недвижимости, увеличил дивидендные выплаты и потратил 750 млн долларов на выкуп 19% акций, находящихся в обращении на открытом рынке. Он также отметил, что в феврале 2008 года Lehman увеличил объем активов на балансе банка на 90 млрд долларов. В результате, по оценкам Эйнхорна, уровень левериджа (соотношения заемных средств к реальному капиталу банка) достиг у Lehman Brothers 44 (объем рискованных активов составлял порядка 748 млрд долларов, а реальный капитал исчислялся всего 17 млрд долларов). Для сравнения, у J.P. Morgan, приобретшего Bear Stearns меньше чем за месяц до выхода презентации Эйнхорна и таким образом увеличившего долю рискованных активов в своем портфеле, леверидж составлял 31.
Расчеты Эйнхорна входили в прямое противоречие с финансовыми результатами, опубликованными весной 2008 года Lehman Brothers, и с заявлениями, которые периодически делала звезда Lehman – главный финансовый директор банка Эрин Каллан. Все это привело Эйнхорна к двум умозаключениям: руководство LB, во-первых, прячет от инвесторов, партнеров и клиентов истинные размеры бедствия в виде многомиллиардных потерь по различным рисковым финансовым инструментам и, во-вторых, искренне не понимает всей тяжести сложившейся ситуации. Оно повторяет как мантру заявление Фалда о том, что банк с честью проходил и через более страшные испытания: девальвацию мексиканского песо в 80-х годах, долговой кризис в России в 1998 году, утрату головного офиса в сентябре 2001 года в результате террористической атаки на башни-близнецы. Все попытки убедить Фалда и его соратников – CFO Эрин Каллан и президента LB Джое Грегори, – что на этот раз и Lehman, и рынок в целом сталкиваются с более глобальным и разрушительным явлением, не возымели действия.
Эйнхорну не удалось убедить Фалда и его соратников в правоте своих умозаключений, но он точно убедил игроков на коротких позициях и руководителей банков-конкурентов. Последние и так не находили ответа на вопрос, как Lehman удалось показать столь блестящие результаты по итогам 2007 года. Его доходы до налогообложения достигли 19,3 млрд долларов, ликвидность увеличилась на девять миллиардов долларов, все подразделения без исключения продемонстрировали рост прибыли, даже те из них, кто «по уши» был вовлечен в падающий рынок недвижимости. Добро бы 2007 год был одинаково хорош для всех банков и добро бы Lehman придерживался финансовой стратегии, в корне отличающейся от стратегий его конкурентов, так нет же, он принимал на себя не меньшие риски, чем остальные банки «большой пятерки». И на его финансовых результатах за 2007 год это обстоятельство, по идее, должно было сказаться. Разоблачения Эйнхорна дали многим сомневающимся ответ на вопрос, что лежало в основе роста Lehman в последний год его существования.
Шортисты, узрев новую жертву, обрушились на LB, обесценивая акции банка за одну только сессию на десятки процентов. Финансовые регуляторы, только что смахнувшие со лбов холодный пот после вынужденного спасения Bear Stearns, заволновались: если пользоваться аллегорией Бланкфейна, они увидели, что вода подступает ко второму этажу. И министр финансов США Генри Полсон начал предпринимать попытки убедить Фалда продать Lehman Brothers – неважно полностью или частично, главное, не торгуясь. Полсон понимал, что в сложившейся ситуации LB не сможет привлечь достаточно капитала со стороны портфельных инвесторов, поэтому он был горячим сторонником того, чтобы Lehman срочно нашел для себя стратега. Фалд мог бы понять, насколько взволнован министр финансов США, если бы прислушался к его словам: для Полсона уже не имело значения, будет стратег представлять родную, американскую компанию или появится из какой-нибудь страны третьего мира, например Кореи, Китая или даже из Ближнего Востока. На кону стояло куда больше, чем национальная гордость и нежелание отдавать один из крупнейших инвестиционных активов государства в чужие руки.
Фалд был настолько ослеплен уверенностью в собственной непогрешимости и убеждением, что Lehman и не с таким справлялся, что воспринимал рекомендации Полсона с точностью до наоборот. В начале апреля 2008 года Полсон и Фалд встретились, чтобы обсудить перспективы увеличения капитала Lehman Brothers. Глава банка вернулся с этой встречи крайне довольным: в коротком e-mail-послании он рассказал одному из топ-менеджеров, Тому Руссо, о том, что Полсон поздравил Lehman с привлечением 15 млрд долларов на открытом рынке, что главе Минфина понравились планы Фалда по дальнейшему увеличению капитала, что Минфин планирует «убить» плохие страховые фонды и ввести жесткое регулирования для оставшихся в живых и что Полсона очень волнует ситуация с банком Merrill Lynch. Судя по победной реляции Фалда, главу казначейства США в начале апреля 2008 года вообще не беспокоило положение дел в Lehman Brothers.
Сам Полсон в своих мемуарах, вышедших в печать под названием «На грани», об апрельской встрече с Фалдом не упоминает. Однако близкие к нему люди рассказали о сути состоявшейся беседы весьма подробно. Полсон не был уверен в том, что Фалду удастся привлечь на открытом рынке необходимый объем капитала. Он настойчиво подталкивал главу Lehman Brothers к принятию предложения Корейского банка развития (Korea Development Bank, KDB) о покупке крупного пакета акций LB. KDB на протяжении нескольких месяцев делал руководству Lehman различные по ценовым параметрам предложения, однако ни одно из них Фалд всерьез не рассматривал, поскольку его не устраивала озвученная цена за акцию, более того, ни одно из них он не вынес на рассмотрение совета директоров, хотя такое поведение со стороны топ-менеджера считалось серьезным нарушением корпоративной этики. На что Полсон не преминул корректно, но жестко указать Фалду. «Я занимаю свое место в Lehman куда дольше, чем ты занимал свое место в Goldman Sachs, – без обиняков заявил Фалд. – Не указывай, как мне управлять моей компанией. Я разыграю мяч, когда сочту это нужным».
Лоуренс Макдональд и Патрик Робинсон, авторы книги «Колоссальный крах здравого смысла. История банкротства банка Lehman Brothers глазами инсайдера», посвященной падению Lehman Brothers, считают, что в этот момент была решена судьба банка. Но с большими основаниями можно предположить, что в этот момент была решена судьба самого Дика Фалда. Полсон пришел к выводу, что его собеседник – не тот человек, который должен управлять одним из крупнейших инвестиционных банков в период «всемирного потопа». Косвенно о состоятельности этого предположения свидетельствует тот факт, что после вышеописанной встречи ни одно из предложений руководства Lehman Brothers не рассматривалось регуляторами всерьез. Фалд настаивал на введении временного запрета на действия шортистов – его не услышали. Он просил главу SEC Тимоти Гейтнера одобрить превращение Lehman Brothers в банковский холдинг (в результате чего LB получил бы доступ к «дисконтному окну» ФРС) – ему отказали. С апреля до середины сентября руководители трех главных регуляторов финансового рынка – ФРС, SEC и Министерства финансов – оставались глухи к мольбам CEO Lehman Brothers предоставить госгарантии под «плохие» активы при заключении сделки о полной или частичной продаже банка. Ирония судьбы в том, что после банкротства Lehman все предложения Фалда были реализованы – только выиграли за счет этого совсем другие организации. Финансовые власти поступили по негласному принципу «для всех, кроме тебя».
Вряд ли стоит верить тому, на что намекали впоследствии Фалд и его сторонники: регуляторы решили «убить» Lehman, чтобы облегчить жизнь его конкурентам, в первую очередь Goldman Sachs и J.P. Morgan. Но легко можно поверить в то, что Полсон, Гейтнер и Бернанке надеялись на внутренний переворот в Lehman, свержение Дика Фалда и избрание нового, здравомыслящего CEO, с которым они смогут договориться и спасти банк. Если они и совершили в данном случае ошибку, то только потому, что, с одной стороны, неверно оценили степень устойчивости Lehman, а с другой – не учли поистине завораживающего влияния, которым обладал Фалд внутри компании. Это влияние было настолько сильным, что до последней минуты жизни LB ни акционеры, ни члены совета директоров, ни топ-менеджеры, ни рядовые сотрудники не ставили под сомнение утверждение, что только Фалд в состоянии соорудить «ковчег» и вывезти 160-летний банк на сушу.
Почему не пришел мессия?
Уверенность в собственной непогрешимости сочеталась у Фалда с не меньшей уверенностью в том, что возглавляемый им банк сохраняет свою привлекательность для потенциальных стратегов, даже несмотря на ухудшающиеся финансовые показатели и обвинения в том, что отчетность LB не блещет достоверностью. И надо сказать, что основания для оптимистичных надежд у руководства Lehman Brothers были, по крайней мере весной и в начале лета 2008 года.
Как уже упоминалось, к банку присматривался Корейский банк развития. Еще весной KDB делал Lehman неофициальное предложение приобрести крупный пакет американской компании по цене 23 доллара за акцию. Это было почти в три раза ниже, чем цена, по которой акции торговались на своем пике в 2007 году, но выше, чем цена, по которой те же акции торговались в момент направления предложения. Фалд, однако, даже не стал всерьез анализировать выдвинутые условия продажи: он считал, что Lehman Brothers хотят «словить на панике», что рынок недвижимости вернется в норму, и тогда он и его банк «утрут нос» не только «жадным» корейцам, но и ближайшим конкурентам Lehman – Goldman Sachs, Merrill Lynch, Morgan Stanley и др.
Уверенность Фалда подогревалась и тем, что к LB наряду с корейцами присматривался Bank of America (BofA) – крупнейший банковский ритейлер, заинтересованный в диверсификации своего бизнеса. Фалд был убежден, что в случае чего он сможет продать пакет акций не одному, так другому потенциальному покупателю. При этом, как впоследствии отмечали наблюдатели, он упускал из виду не только то, что ситуация на рынке не улучшалась, но и то, что Bank of America лелеял надежду приобрести совсем другой актив – банк Merrill Lynch. Глава BofA Кен Льюис, возможно, был бы готов удовлетвориться поглощением Lehman, но только при условии, если Merrill Lynch станет для него совсем недостижимым.
В середине июня даже Фалду стало ясно, что время для капризов прошло. Его отношение к KDB, как к возможному покупателю, резко изменилось (в немалой степени потому, что к тому времени произошли существенные сдвиги в руководстве Lehman Brothers). Новый президент банка Берт Макдейд, в отличие от своего предшественника Джое Грегори и самого Фалда, четко понимал, что Lehman необходимо продать, потому что в одиночку банк не выстоит во враждебном окружении и на бушующем рынке. Он также осознавал, что всех без исключения потенциальных покупателей отпугивает наличие в портфеле LB неопределенного объема «токсичных активов». Поэтому именно Макдейд выдвинул идею разделения банка на две части – чистую (CleanCo) и нечистую (SpinCо) с последующей продажей CleanCo либо KDB, либо BofA. SpinCо, которую на рынке окрестили неприличной аббревиатурой ShitCo, предполагалось финансировать за счет средств акционеров Lehman, публичных инвесторов (то есть привлеченных на открытом рынке) и за счет не конкретизируемых средств, в которых все сразу же увидели деньги налогоплательщиков. Фалд, как и другие «топы» Lehman, был уверен, что правительство не бросит банк на произвол судьбы и поможет ему деньгами, как это было сделано в случае с Bear Stearns.
Вики Уорд в своей книге «Дьявольское казино» описал реакцию рынка следующим образом: «Ответ аналитиков на инициативу Lehman Brothers был «ух ты!», но интонация, с которой произносились эти слова, была совсем не той, которую ожидало руководство LB». Наблюдатели были потрясены тем, что банк был готов открыто заявить об истинном объеме «токсичных активов» в своем портфеле. KDB, которому Lehman предложил купить CleanCo, немедленно и не без оснований заподозрил американцев в том, что они выведут в SpinCo далеко не все «плохие» активы. Поэтому корейцы выдвинули заведомо невыполнимое условие: если их потери при приобретении CleanCo окажутся больше прогнозируемых и оговоренных, то они получат право превратить свою миноритарную долю в контрольный пакет. Иными словами, они смогут «снести» действующих акционеров банка, не заплатив им при этом полагающуюся в таких случаях премию. Даже если бы Фалд согласился на этот ультиматум, его бы точно отвергли акционеры Lehman. Но Фалд и не думал соглашаться: он владел к тому моменту 1,7% акций LB, поэтому выполнение требований корейцев напрямую ударило бы по его состоянию. KDB же не был готов уступить, и к концу августа даже самым завзятым оптимистам стало ясно, что сделка между KDB и Lehman «мертва».
Последней надеждой утопающего LB были BofA и неожиданно появившийся на сцене британский банк Barclays, который «сильные мира сего» в лице Citi, Morgan Stanley и самого Lehman Brothers привыкли считать аутсайдером. Но команда BofA «играла на мобильниках», что на сленге фондового рынка означало «тянула время, как могла». Кен Льюис, как и многие другие «топы», понимал, что правительство настроено «антилемановски», что LB вряд ли может рассчитывать на госпомощь, особенно на фоне выкупа сначала Bear Stearns, а потом и двух ипотечных гигантов Fannie Mae и Freddie Mac. Merrill Lynch рассматривался как следующая после LB потенциальная жертва кризиса, поэтому шансы на его продажу по цене, устраивавшей BofA, росли. А Lehman Brothers все чаще рассматривался как живой труп: от него отворачивались инвесторы, убегали клиенты, и уже в начале сентября из головного офиса банка начался настоящий «исход» сотрудников.
Конкурент всегда конкурент?
Впоследствии сам Фалд и его товарищи по несчастью – бывшие руководители LB – часто намекали на то, что крах четвертого по величине инвестиционного банка США был обусловлен в том числе и злонамеренными действиями конкурентов. В качестве подтверждения своих слов они приводили поведение J.P. Morgan – банка, который оказывал Lehman Brothers клиринговые услуги. Еще в июле 2008 года J.P. Morgan обратился к своему клиенту с требованием предоставить дополнительное обеспечение по обязательствам на сумму пять миллиардов долларов. Lehman Brothers, уже страдавший в тот момент от нехватки капитала, смог выполнить это условие только в августе, предоставив ценные бумаги, которые J.P. Morgan оценил всего в миллиард долларов.
4 сентября, поняв, что LB больше не сможет привлечь капитал на открытом рынке и что стратега на горизонте не наблюдается, главный исполнительный директор J.P. Morgan Джеймс Даймон позвонил одному из «топов» LB и снова потребовал предоставить дополнительное обеспечение – опять-таки в размере пяти миллиардов долларов. Причем на этот раз J.P. Morgan настаивал на том, что в качестве обеспечения должны выступать наличные средства, а финансовые инструменты, даже считавшиеся на тот момент более-менее надежными, клиринговый банк не устраивали. Никаких денег на счета J.P. Morgan не поступило, и 9 сентября правая рука Джеймса Даймона, сопредседатель департамента инвестиционного банкинга Стивен Блэк выдвинул ультиматум: счета Lehman в J.P. Morgan будут заморожены до тех пор, пока LB не выполнит требование по обеспечению. Это означало, что под угрозой оказывались все торговые операции банка, и без того стоявшего на грани банкротства.
Увидеть в действиях Даймона и J.P. Morgan злой умысел могли в тот момент лишь доведенные до отчаянья руководители LB. На самом деле в конце августа – начале сентября банки буквально бомбардировали друг друга требованиями предоставить дополнительное обеспечение. Другое дело, что в некоторых случаях они шли друг другу навстречу и соглашались подождать несколько дней или пару недель, но только при условии, что банк-партнер выглядел достаточно стабильно. Про Lehman так нельзя было сказать даже с большой натяжкой. Тем не менее действия Даймона были расценены некоторыми аналитиками как один из последних гвоздей, вбитых в крышку гроба Lehman Brothers.
Требование дополнительного обеспечения и угрозы J.P. Morgan предпринять радикальные меры против LB заметно охладили пыл британского банка Barclays, тем не менее он решился озвучить цену – пять долларов за акцию Lehman. По иронии судьбы сбылось пророчество Фалда: LB не повторил судьбу Bear Stearns. Пятый по величине инвестиционный банк в США был продан J.P. Morgan по цене десять долларов за акцию. Lehman Brothers был готов продаться в два раза дешевле.
Сдержанность Barclays не шла ни в какое сравнение с холодностью британских финансовых регуляторов. FSA (Financial Service Authority) дал понять, что он согласится быстро одобрить сделку между Barclays и Lehman только в случае, если кто-то третий гарантирует обязательства LB. Совершенно ясно, что под третьим британские регуляторы понимали правительство США, которое отказывалось делать это. Обещание крупнейших банков «скинуться на Lehman» – FSA не устраивало. Поэтому регулятор предложил соломоново решение: пусть сделку между Barclays и Lehman в стандартном порядке одобрят акционеры Barclays. С учетом того, что обычно процесс одобрения занимал от 30 до 60 дней, становилось ясно: FSA просто тянет время, прекрасно понимая, что Lehman Brothers не проживет и недели, не то что одного или даже двух месяцев.
Джеймс Даймон, настаивавший на предоставлении дополнительного обеспечения, был не единственным и далеко не первым, кого Фалд обвинил в срыве сделки с Barclays. Конечно же, в первую очередь его гнев обрушился на министра финансов США Генри Полсона – человека, который на протяжении многих лет возглавлял Goldman Sachs и, соответственно, был конкурентом Фалда. Это Полсон последовательно заявлял, что на поддержку Lehman не будет потрачено ни цента денег налогоплательщиков. Это он фактически благословил стремительный брак между Merrill Lynch и Bank of America – брак, в котором Lehman Brothers была отведена роль брошенной у алтаря невесты. Наконец, это Полсон, по мнению Фалда, не проявил должной настойчивости в телефонных разговорах с главой FSA Каллумом Маккарти и канцлером британского казначейства Алистером Дарлингом. Фалд и его сторонники были убеждены, что министр финансов США мог заставить своих коллег пойти навстречу и Barclays, и Lehman. Если бы на кону стояла судьба нечуждого Полсону Goldman Sachs, наверное, он действовал бы иначе, настаивали критики министра финансов.
Впрочем, не все бывшие сотрудники банка склонны были видеть в крушении LB результат сговора конкурентов. Ларри Маккарти, один из высокопоставленных менеджеров Lehman, утверждал, что банк был обречен на смерть в тот момент, когда Полсон и его сотрудники увидели книги Lehman. Ни один потенциальный покупатель не решился бы приобрести банк с такими «дырами» в балансе и, что еще страшнее, с так до конца и невыясненным объемом «токсичных активов» в портфеле. Так что если реальные или мнимые конкуренты Фалда – Даймон и Полсон – и приблизили конец Lehman Brothers, то ненамного.
Судьба посмеялась над LB даже в последние минуты его жизни. После того как вечером 14 сентября 2008 года совет директоров Lehman под давлением регуляторов принял решение о банкротстве банка, необходимо было заполнить соответствующие документы. Банкротство такого масштаба – крупнейшее на тот момент в истории США – не могло быть осуществлено без юридического сопровождения. Фирма Weil, Gotshal & Manges затребовала 20 млн долларов только за свои услуги по составлению заявления о банкротстве. Поскольку счета Lehman были заморожены J.P. Morgan, то Джеймсу Даймону пришлось оказать своему бывшему конкуренту Дику Фалду последнюю услугу. Глава J.P. Morgan приказал разморозить 20 млн долларов на счетах Lehman. Таким образом, раз уж Даймон не смог спасти LB, то он хотя бы помог его похоронить.
Вина монарха
История падения Lehman Brothers была подробно описана в десятках книг и мемуаров и в довершение ко всему экранизирована. Это немудрено, ведь по своим масштабам, поворотам и характерам действующих лиц она вполне потянула бы на шекспировскую трагедию. В ней, как и в пьесах великого британского драматурга, было все, что необходимо для драмы: козни, предательство, глупость, самонадеянность, благородство и отзывчивость. Даже был монарх, сначала всесильный, а потом низложенный и осмеянный теми, кто еще несколько дней назад клялся ему в вечной верности.
Дик Фалд за 15 лет своего пребывания в должности главного исполнительного директора Lehman Brothers действительно установил в компании монархию. Его авторитет был непререкаем, его действия, по крайней мере до весны 2008 года, не подлежали критике. Скорее всего, именно это обстоятельство предопределило судьбу Lehman Brothers. Даже люди, осмелившиеся на мини-переворот, настоявшие на смещении со своих постов двух «злых гениев» LB – Джое Грегори и Эрин Каллан, – не выступали против Фалда. В результате у банка не было возможности серьезно пересмотреть свой курс и «перетряхнуть» портфель. Для Фалда это было бы равносильно признанию, что именно он и никто другой довел один из крупнейших инвестиционных банков страны до краха.
Можно, конечно, сказать, что аналогичный квазимонархический стиль правления процветал в то время и в других американских банках. Во главе Bear Stearns и Washington Mutual также на протяжении долгих лет стояли одни и те же люди. И это не довело банки до добра: Bear Stearns удалось «выкупить» из банкротства в последний момент, WaMu, как называли на рынке Washington Mutual, рухнул, а его останки у Федеральной комиссии по страхованию вкладов выкупил J.P. Morgan.
В своем выступлении на заседании комиссии сената, расследовавшей обстоятельства банкротства Lehman Brothers, Дик Фалд сказал: «Я отдал этой компании всю свою жизнь, и боль от ее утраты останется со мной навсегда». Сложно сказать, насколько он был при этом искренен. Но боль от воспоминаний, кем он был, и от осознания, кем он стал, наверное, преследует его и сейчас, по прошествии шести лет с момента краха Lehman Brothers. Он был одним из «топов-долгожителей», а стал человеком, на которого справедливо или не совсем справедливо возложили всю ответственность за позорный конец одной из легенд Уолл-Стрит.
Начать дискуссию