Бизнес в "нулевые": Организаторы, Андеррайтеры и пр. (Март 2000-го)

Известный российский предприниматель Сергей Васильев продолжает серию публикаций о том, как существовал российский бизнес в начале 2000 годов.

Когда мы взялись за выпуск облигаций «Магнитки» (Магнитогорского Металлургического Комбината), ситуация на рынке начала уже потихоньку выправляться. Шок от дефолта прошел, всем хотелось начать новую жизнь. Мы решили наконец-то выпустить облигации не для «схем» и не для закрытия старых долгов, а для привлечения реальных новых свежих денег через фондовый рынок.

Мы были знакомы с «Магниткой» давно, с середины 90-ых, когда запускали в расчеты векселя «Тверьуниверсалбанка» для расшивки их неплатежей и зачетов. Но времена изменились. После дефолта и обвального падения рубля, сдулись взаимные неплатежи между предприятиями и, кажется, стало возможным разместить настоящие облигации и получить за них настоящие деньги. Первый выпуск таких «настоящих» бондов и состоялся в марте 2000-го. Магнитка привлекла с рынка 500 млн. рублей на 6 месяцев, под 32% годовых. Сейчас эта ставка кажется заоблачной, но тогда и мы и комбинат хвастались рынку: Нам удалось!

Это казалось прорывом. Ставка по свежим выпускам ГКО была на уровне 20% годовых, а Сбербанк и Газпром привлекали с рынка деньги под 28% годовых, так что 32% для ММК казались подарком. Комбинат был доволен, ведь мы нашли для них реальную альтернативу банкам с кредитами. Мы делали это быстрее, облигации не требовали залогов. Нужно было лишь четко следить за дисциплиной погашений и формировать «кредитную историю». Спрос на облигации ММК оказался большой, мы сходу продали те бумаги 3-5 банкам и другим инвесторам, кто захотел их купить. Все-таки доходность была по ним гораздо больше, чем по ГКО.

После этого первого удачного «рыночного» размещения нам казалось, что мы нащупали свою новую огромную поляну. Мы, «Русские Фонды», как инвестбанк, будем выводить на фондовый рынок эмитентов, и привлекать для них реальные деньги. Картинка мира виделась прозрачной и идеальной. 

Схема выглядела так: есть коммерческие банки и различные фонды с деньгами - инвесторы. Есть эмитенты - те, кому нужны деньги на текущие нужды и развитие и есть мы, «инвестбанк», кто сводит первых и вторых. Для этого не нужно иметь собственных денег, важна только репутация и опыт прошлых сделок. Мы были первыми в тот момент, и казалось, что все карты теперь в наших руках. И нам платили за это неплохие 2% комиссии от суммы займа. Чистая комиссия! И почти никаких расходов, не считая зарплаты аналитиков и юристов. Займы тогда были короткие, на 6-9 месяцев и казалось, что теперь так будет постоянно, количество эмитентов и размещений будет расти, и с каждого займа мы получим наши «законные» 2%. Но рынок – жестокая штука! Он не терпит больших комиссий. Уже через пару месяцев мы увидели, что эту же услугу стали предлагать эмитентам не только мы, но и многие другие. Одни за другими, инвесткомпании и банки, стали открывать у себя отделы и департаменты по выпуску облигаций. Все хотели заработать свои 2%.

Вскоре финансовых компаний и банков стало больше, чем самих эмитентов и, естественно, инвесткомпании начали демпинговать. А эмитенты, в свою очередь, стали диктовать. Сначала они стали требовать уменьшить комиссию, и она упала с 2% до 1.5%. Потом она упала до 1%, а там и ниже. А кто-то из конкурентов стал соглашаться и за 0.5%.

Но это было только начало. Эмитенты почувствовали, что за них идет конкуренция и стали требовать снижения доходности, они хотели более дешевых займов. Если Алросу в октябре 1999-ом мы разместили под 39.5% годовых, то ММК весной 2000-го уже под 32%. Летом того же года очередной транш Алросы ушел уже под 26%, а потом еще ниже… 24%, 23%. За два года бурного развития облигационного рынка ставка размещения крупных компаний упала до 15% годовых. Но главное было даже не это. Эмитенты стали требовать гарантии выкупа, размещения всего займа. То есть, теперь, мы, как «инвестбанк», должны были не только организовывать сам выпуск, искать инвесторов, но еще и ГАРАНТИРОВАТЬ, что займ будет стопроцентно размещен. Да еще и под оговоренную ставку.

Естественно, что в таких обстоятельствах, в конкурентной борьбе стали побеждать те, у кого было больше денег, а они тогда были в основном у коммерческих банков. Они уже оправились после дефолта и их балансы начали расти. Банки стали побеждать. Они стали безоговорочно гарантировать эмитентам 100%-ное размещения займа и эмитенты потянулись к ним. Для компаний важнее были не комиссии, а именно гарантия размещения. Всем остальным участникам рынка оставалось только как-то присоседиться к этим крупным банкам в общий пул. Если в первых дебютных размещениях у эмитента был один, максимум два организатора, то постепенно количество участников процесса стало расти, а роли плодиться.

Кроме собственно «Организатора» появилось понятие «со-организатора». Потом появился статус «Андеррайтера». Появились «ведущие андеррайтеры», «со-андеррайтеры», «платежные агенты», «букранеры» и прочие и прочие… Отличия в этих статусах не было никакого. Все они делали одно и то же: просто покупали бумаги, получая свою малую часть дисконта. Рынок корпоративных бондов, начав формироваться с нуля в середине 99-го, уже к 2003-му был огромным, там конкурировали и демпинговали десятки инвесткомпаний и банков. Комиссия за «организацию» упала почти до нуля, а наценка за андеррайтинг почти исчезла. Роль «инвестбанка», которая казалась очень важной и прибыльной в самом начале пути, быстро сошла на нет. Конкуренция съела маржу.

P.S.
В 2001-ом мы считались лидерами рынка по количеству размещенных на рынке займов, но уже в 2002-ом пришло понимание, что заработки тут падают. Крупные коммерческие банки быстро забирали под себя этот рынок. В 2003-ем тягаться с ними было уже бесполезно. Чистого «инвестментбэнкинга» тут не получилось, крупные коммерческие банки стали перетягивать это одеяло на себя. Мы продолжали делать единичные выпуски бумаг для редких клиентов, но это был уже не «бизнес». Работать за мизер было бесполезно и неинтересно.