Каковы сейчас главные риски, возникающие в деле борьбы с легализацией доходов, полученных незаконным путем? Какую роль могут сыграть банки в этой борьбе и какая у них может и должна быть мотивация для укрепления собственных систем противодействия отмыванию? Как в рамках этой борьбы выстраивается взаимодействие между Росфинмониторингом, Банком России, правоохранительными органами и коммерческими финансово-кредитными организациями? На эти и другие вопросы ответила в интервью NBJ заместитель руководителя Федеральной службы по финансовому мониторингу (ФСФМ) Галина БОБРЫШЕВА.
NBJ: Галина Владимировна, расскажите, пожалуйста, о том, как повлияла нынешняя экономическая ситуация на такое явление, как сомнительные операции и активность теневых компаний? Не секрет ведь, что так называемые фирмы-однодневки активизируются как раз в периоды всевозможных экономических и финансовых кризисов.
Г. БОБРЫШЕВА: Знаете, я бы не сказала, что сегодня экономическая ситуация провоцирует повышение активности «теневиков». Мы плотно взаимодействуем с Центральным банком, с большим количеством финансово-кредитных организаций и, конечно же, с правоохранительными органами и отмечаем, что говорить о каком-либо всплеске подобной активности не приходится. Это в немалой степени объясняется тем, что за последние четыре года было предпринято много усилий для противодействия подобным явлениям.
NBJ: Каких, например?
Г. БОБРЫШЕВА: Революционными в этом контексте были внесенные в 2013 году поправки в «антиотмывочный» закон, в соответствии с которыми финансовым институтам было предоставлено право оценивать финансовые и поведенческие риски своих клиентов и предпринимать предупредительные меры на ранней стадии. Цель этих поправок заключалась в том, чтобы не давать теневым потокам проникать в легальную экономику.
Безусловно, на 100% этот риск предотвратить невозможно, и, конечно, оценка рисков – всегда субъективное явление. Понятно и то, что экономические преступления отличаются высокой латентностью, многие из них не становятся очевидными на ранних стадиях. Но в целом система выстроена таким образом, что у банков за прошедшие три года с момента принятия поправок появился, если можно так выразиться, хороший нюх на сомнительные операции, посредством которых легализуются теневые активы. Плюс к этому и Росфинмониторинг, и Центральный банк оперативно реагируют на возникающие риски, доводят до банков новые типологии, ориентируют их на определенные индикаторы риска. Это видно и по снижению объемов теневого вывода средств за рубеж, и по тому, что многие попытки развернуть площадки по обналичиванию средств купируются на ранней стадии.
Мы понимаем, что основными участниками теневых схем являются структуры, которые раньше называли фирмами-однодневками, а сегодня при их определении используют более точное, на мой взгляд, название – «транзитные компании». Они пытаются встроиться в цепочки легальных финансовых потоков, создать определенные условия для теневого оборота, при этом подобные действия зачастую диктуются стремлением организаторов таких схем уклониться от уплаты налогов. Это, безусловно, может быть связано и с попытками незаконного вывода капиталов за рубеж, и с попытками незаконного обналичивания средств. На все эти явления необходимо реагировать, и мы видим, что комплексные инструменты, предложенные государством кредитным организациям, подтверждают свою эффективность.
NBJ: Но банки часто сетуют – или, по крайней мере, раньше часто сетовали – на то, что применение этих мер на практике оказывается для них затратным делом.
Г. БОБРЫШЕВА: Надо понимать, что недостаточные меры банков подпадают под надзорное реагирование Центрального банка. Кредитные организации, которые по тем или иным причинам уклоняются от участия в борьбе с теневыми потоками или пользуются предоставленным им инструментарием в декоративных целях, рано или поздно – и скорее рано, чем поздно – подпадают под усиленный контроль со стороны мегарегулятора.
NBJ: Но ведь есть такое правило: государство изобретает щит, а злоумышленники оттачивают меч. Иными словами, если против каких-то схем находятся меры вскрытия и противодействия им, то изобретаются другие схемы, более хитрые и еще не известные регулятору.
Г. БОБРЫШЕВА: Совершенно верно. В некотором смысле злоумышленники весьма изобретательны в постоянных попытках проведения новых схемотехник. Именно поэтому «антиотмывочная» система опирается на финансовые институты, которые на переднем фронте должны распознать и купировать подозрительные транзакции, обеспечивая прозрачность финансовых потоков.
NBJ: А каково участие Росфинмониторинга в этой борьбе? Скажем, вы видите, что какой-то банк имеет признаки вовлеченности в проведение сомнительных операций, и сигнализируете об этом регулятору рынка?
Г. БОБРЫШЕВА: Да, и такой механизм тоже используется. Знаете, я думаю, что мы с Центральным банком смотрим в одном направлении – то есть и наши цели, и наши позиции, и наши оценки той или иной финансово-кредитной организации зачастую совпадают.
Безусловно, мы используем разные инструменты. Мы на банки чаще всего смотрим по результатам оценки их клиентов. Не секрет, что участники теневого рынка используют каналы, которые предоставляются финансовыми учреждениями. Наша задача – выявлять такие каналы, купировать незаконные схемы.
NBJ: Банки часто жалуются на то, что они ни слухом ни духом и не виноваты в том, что их пытались использовать для осуществления сомнительных операций.
Г. БОБРЫШЕВА: Те, кто выступает с подобными утверждениями или озвучивают подобные жалобы, не всегда бывают правы. Банки на очень ранней стадии начинают понимать, кто к ним пришел. У них в арсенале большое количество возможностей, для того чтобы посмотреть, что из себя представляет новый клиент, проверить легальность происхождения его средств, изучить его аффилированные и финансовые связи. И в конечном счете дать адекватную оценку риска, который банк может принять на себя, если согласится обслуживать данное юридическое или физическое лицо. И вот как раз по степени «загрязненности» того или иного финансового института клиентами высокого риска мы можем дать оценку и самому финансовому институту: действительно ли он выстраивает систему контроля или строит декорации.
NBJ: И, наверное, нет таких прецедентов, когда банк участвует в сомнительных схемах, а у него в клиентской базе только одна «паршивая овца»? Вероятно, такие «овцы» в определенных финансово-кредитных организациях сбиваются в «стада»?
Г. БОБРЫШЕВА: Бывает по-разному. Они то сбиваются в «стада», то начинают мигрировать, пытаясь найти пути обхода заградительных мер, которые предпринимают и кредитные организации, и государственные структуры. Не секрет, что транзитные фирмы, попадающие и под наше пристальное внимание, – это обычно компании с уставным капиталом в 10 тыс. рублей, созданные для осуществления одной-двух операций, без какой-либо налоговой нагрузки. Их можно распознать с очень большой степенью вероятности на ранних стадиях, потому что у банков на них глаз уже наметан. К ним может прийти представитель клиента в хорошем костюме с отглаженным воротничком, но если банк будет работать с его документами, попросит заполнить анкету, будет задавать «неудобные вопросы», то по реакции практически сразу поймет, с кем он имеет дело, и поставит диагноз.
NBJ: Это в идеале.
Г. БОБРЫШЕВА: Да. В жизни, конечно, все сложнее, но у финансовых организаций есть отличный опыт оценки рисков при кредитовании. Здесь банк рискует сам. Поэтому при проведении сомнительных операций финансовые организации также должны принимать на себя все последующие риски – финансовые и репутационные.
NBJ: Положим, банк понял по финансовому поведению клиента, что дело нечисто, и отказал ему в обслуживании. Что ж, такой клиент, как вы сами сказали, наверняка начнет «мигрировать», то есть он будет искать себе другой банк для обслуживания, менее щепетильный и внимательный.
Г. БОБРЫШЕВА: Да, конечно же, транзитные фирмы предпринимают такие попытки, и это реальная проблема. Поэтому мысль законодателя пошла дальше, и он определил, что наиболее эффективным инструментом борьбы с этим явлением будет следующее. Информация о подобных клиентах, о тех, кому те или иные финансовокредитные организации отказали в обслуживании, должна быть известна всему финансовому сектору.
NBJ: «Черная метка»?
Г. БОБРЫШЕВА: Нет. Наличие подобной информации не означает, что все банки должны автоматически отказывать в обслуживании таким клиентам. Речь идет о том, что к подобным компаниям следует проявлять повышенное внимание. Законодатель в данном случае поступил достаточно либерально: он не обязал государственные структуры вести черные списки и не обязал финансово-кредитные организации отказывать по этим спискам. Кстати говоря, я хочу отметить, что в целом наше «антиотмывочное» законодательство – одно из либеральных в этом плане. Есть множество стран, где на практике все происходит куда более жестко и безапелляционно, чем у нас: есть попытка совершить подозрительную операцию – финансовая организация обязана отказать такому клиенту в обслуживании.
NBJ: Трудно в это поверить.
Г. БОБРЫШЕВА: И тем не менее это так. Наша «антиотмывочная» система и законодательство полагаются в первую очередь на добросовестность банков, на их комплексную оценку и профессиональное суждение. У финансово-кредитных организаций с учетом их опыта, результатов мониторинга, аналитики и пр. есть возможность принять правильные решения, и законодательство стимулирует их к тому, чтобы они принимали меры по снижению рисков.
Что же касается нашей «антиотмывочной» системы, то она показывает свою эффективность. Банковский сектор начинает понимать, что его желание получить краткосрочные дивиденды в результате обслуживания транзитных фирм чревато огромными рисками. Причем рисками для всех – и для общества, и для государства, и не в последнюю очередь для самих банков, участвующих в этом. И повторюсь, это серьезные репутационные риски, например, для банков – участников системы международных расчетов. Зарубежные кредитные организации тоже оценивают риски и скорее не будут иметь дело с банками-респондентами, вовлеченными в обслуживание подозрительных клиентов.
NBJ: Галина Владимировна, а по вашему опыту и наблюдениям, какие банки чаще всего оказываются втянутыми в реализацию сомнительных схем? Имеет ли в данном контексте значение размер – это преимущественно малые и средние организации, или, напротив, злоумышленники стараются выбирать крупные банки, где любые операции легче затеряются в общем потоке?
Г. БОБРЫШЕВА: Что касается того, есть ли взаимосвязь между размером финансовой организации и риском вовлеченности в сомнительные операции, то мой ответ будет следующим: очевидной связи здесь нет. Возьмем крупные банки – у них априори больше возможностей, чем у малых, выстроить высокотехнологичную систему противодействия. Но, с другой стороны, как вы справедливо заметили, они осуществляют намного больший объем операций, и у них, конечно же, больше клиентов. С этой точки зрения они становятся привлекательными для злоумышленников, которые надеются затеряться в огромной клиентской базе.
NBJ: Есть, наверное, и третий момент, который можно указать: вероятность того, что у крупного банка отзовут лицензию за нарушение «антиотмывочного» законодательства, все же ниже, чем вероятность такого развития событий в случае, если речь идет о малом или среднем банке.
Г. БОБРЫШЕВА: Я не думаю, что крупные банки почивают на лаврах, утешая себя такой мыслью. Мы давно работаем с ними, и это обоснованно, если учесть, что через них проходят совсем иные финансовые потоки, чем через банки 5–6 сотни. Так вот, мы видим, что крупные игроки реально озабочены выстраиванием своих систем противодействия отмыванию преступных доходов, они не на словах, а на деле очень много внимания уделяют этому вопросу.
Не так давно по инициативе нашей службы создан совет комплаенс, в который как на центральном, так и на региональном уровнях вошли представители организаций, направляющих информацию в Росфинмониторинг.
В рамках совета, что очень позитивно, они готовы делиться с нами информацией о новых трендах, поскольку зачастую становятся первыми, кто сталкивается с попыткой реализации подозрительных схем.
NBJ: И заключительный вопрос нашей беседы – о дальнейших планах Росфинмониторинга.
Г. БОБРЫШЕВА: На самом деле процесс оценки рисков не может быть статичным, и мы это учитываем в наших планах. Незаконные схемы постоянно видоизменяются, меняется и обстановка, и финансовые технологии. Эффективность системы во многом зависит от ее гибкости, возможности быстро реагировать на новые вызовы и угрозы, будь то финансирование терроризма или кибермошенничество.
NBJ: То есть в данном случае проблема та же, что и с вирусом гриппа: находишь лекарство против одного его типа, и он начинает мутировать?
Г. БОБРЫШЕВА: Да, очень похожее сравнение. И наша задача – во взаимодействии с финансовым сектором и Банком России повысить скорость реагирования.
Начать дискуссию