Бой с тенью. Как Российское государство пытается победить неформальную занятость грубой силой бюрократии

Если российское государство будет и дальше бороться с теневым рынком труда привычными методами, это вызовет лишь рост безработицы и новое падение доходов населения.

Задача с 30 миллионами неизвестных

Дано: страна в кризисе, бюджет в дефиците, срочно требуется как-то увеличить доходы и снизить расходы. Есть огромная армия людей, чуть ли не 30 млн человек, которые не платят налоги со своих заработков — будь то их собственное дело или работа «на дядю», но без официального оформления. Надо: сделать так, чтобы эти люди начали платить налоги. 

У этой задачи есть два решения. Эффективное и то, как это делается сейчас у нас в стране. Если государство будет и дальше бороться с теневым рынком труда привычными методами, это вызовет лишь рост безработицы и падение доходов, предупреждают эксперты Центра стратегических разработок и ВШЭ, выпустившие недавно доклад «Российский рынок труда: тенденции, институты, структурные изменения». По их мнению, государству в принципе надо пересмотреть отношение к неформальной занятости и перестать видеть в ней лишь источник упущенной выгоды. Но готово ли оно на такой шаг? 

Узаконить отношения

12 апреля Минздрав распространил информацию о том, что безработные и самозанятые будут лишены бесплатных полисов обязательного медицинского страхования. Дескать, они создают слишком большую нагрузку на региональные бюджеты. Следом профильный комитет Госдумы заявил, что подобный законопроект к ним не поступал, а если и поступит, то депутаты его не примут. Однако новость, даже опровергнутая, оставила осадок, поскольку оказалась вполне в русле официальной политики в отношении неформального рынка труда. 

В декабре прошлого года вступил в силу закон о самозанятых, который, правда, уже в январе 2017-го сами власти признали неэффективным и сейчас пытаются доработать. В частности, поправки в Налоговый кодекс предоставляют самозанятым налоговые каникулы на два года — с 2017-го по 2018-й. Проблема в том, что закон охватывает очень узкую прослойку людей и не дает ясности, в чем выгода для самозанятых выходить из тени, если через два года их все равно ждет то самое налоговое бремя, от которого (а также от невозможности найти легальную работу) они сбежали в тень. Если верить спикеру Совета Федерации Валентине Матвиенко, улучшенная версия закона будет принята до конца нынешнего года. 

Государство пытается сделать что-то с огромной армией людей, которые имеют доход, но не платят налоги. Благое намерение, но заводит, как обычно, не туда. Почему? Потому что неформальная занятость — это не только не выплаченные налоги. Это прежде всего способ выжить, когда формальный рынок труда не дает такой возможности. Давайте посмотрим сначала на масштабы проблемы и на то, что ее породило.

Каждый третий — «неформал»

Мы говорим здесь исключительно о некриминальной части теневой экономики. Никаких наркотиков и торговли оружием: люди просто зарабатывают деньги своим трудом (репетиторство, шитье, ремонт, извоз, приусадебное хозяйство, маникюр на дому). Сколько таких в России?

Зависит от того, как считать и кого считать, методик несколько. Директор Института стратегического анализа компании «ФБК» Игорь Николаев, ссылаясь на данные Росстата, говорит, что в последние годы цифра держится на уровне 20—25%. От 20% до 30% от всех занятых, пишут авторы доклада «Российский рынок труда». 

Директор Центра социально-политического мониторинга Института общественных наук РАНХиГС Андрей Покида предлагает оперировать следующими цифрами. Всего так или иначе в процесс теневой экономики вовлечено около 40% от всего занятого населения, это примерно 30 млн работников. «Среди них 10—12% работников, которые никак не оформляли свои взаимоотношения с работодателем или уполномоченными органами, они полностью исключены из официальной экономики, — уточняет эксперт. — Остальные или имеют дополнительный неофициальный заработок хотя бы несколько раз в год, или получают какую-то часть зарплаты «в конверте»». Если же взять за отрезок времени не год, а месяц, окажется, что 28,8% работников имеют не облагаемые налогом полностью или частично доходы, говорит Покида. Серый рынок труда — чуть ли не единственный вариант заработка для 5 млн человек, заявила в середине марта Валентина Матвиенко, выступая на I Санкт-Петербургском международном форуме труда. 

Но если мы остановимся на данных Росстата — 20—25% — это много или мало? «Это неплохой результат, хотя он по-прежнему примерно в два раза больше по сравнению со странами с наименьшей долей теневого сектора экономики (скандинавские страны, Великобритания и др.), — говорит Игорь Николаев. — И это практически на уровне южных стран Европы, той же Италии, где ситуация если и лучше, то совсем не намного. В любом случае это значительно лучше по сравнению с 90-ми годами прошлого века, когда доля теневого сектора в российской экономике доходила до 40—45%». 

Тень растет, и в ней есть место всем

Если по сравнению с 1990-ми годами теневой сектор и сократился, то в последние пару лет он снова начал расти. «Естественно, что во время кризиса — а мы попали под двойной шок низких цен на нефть и внезапной остановки притока капитала из-за санкций — растет доля экономической активности в теневом секторе», — говорит главный экономист Deutsche Bank AG по странам EMEA (Europe, the Middle East and Africa) Элина Рыбакова. 

«Дело в том, что ухудшение финансового состояния компаний, а также роста предложения на рынке труда позволило многим работодателям «оптимизировать» расходы, выведя часть сотрудников, с их согласия, за пределы штата, — поясняет заместитель председателя правления Локо-Банка Андрей Люшин. — Таким образом, компания экономит на социальных взносах, а люди не теряют работу. С 2014 года эта практика стала использоваться повсеместно». 

Теневой рынок труда существует в любой стране, какой бы цивилизованной она ни была. В России у этого явления есть свои характерные особенности. Во-первых, это в большой степени дополнительная (вторичная) занятость. Во-вторых, это активная поддержка потребителями продукции теневого сектора. «По данным опроса, каждый второй гражданин РФ в течение месяца пользовался услугами некриминального теневого рынка. Это услуги в области образования, медицины, ремонта автомобилей, одежды и другие», — перечисляет Андрей Покида.

Участники теневого рынка труда — очень разношерстная публика, далекая от того, чтобы их причислять к маргиналам. В ЦСР их предлагают разделить на две большие группы. Есть неформально занятые по найму, то есть те, которые работают без какого-либо оформления и получают зарплату наличными. Эти люди представляют собой уязвимую и слабоконкурентную группу, которая оплачивается на 15—20% ниже, чем аналогичные работники, оформленные официально. В то же время неформальные самозанятые (например, те же репетиторы) оплачиваются выше, чем их «официальные» коллеги. Это обстоятельство стало в последние годы постоянной головной болью политиков и налоговиков. В условиях «похудевшего» бюджета теневой рынок труда рассматривается как неиспользованный ресурс для увеличения доходов бюджета. 

Налоги или жизнь?

«Оборот денежных средств, с которых не взимаются никакие налоги, составляет около 4 триллионов рублей за один год», — говорит Андрей Покида, ссылаясь на данные о расходах граждан, выплаченных без официального оформления за предоставление товара или услуги. 

Однако, по мнению Игоря Николаева, потери для бюджета от теневой занятости невелики. «Практически весь наш теневой сектор приходится на малый и, может быть, совсем чуть-чуть на средний бизнес, доля которого, как известно, составляет 20—25% в ВВП страны, — объясняет Николаев. — Доля же малого и среднего бизнеса в доходах бюджетной системы еще меньше. В таком случае становится понятным порядок цифр: сотни миллиардов рублей недополученных государством доходов от теневого сектора экономики».

Приступить к обелению серого рынка власти решили, приняв закон о самозанятости, который вступил в силу в декабре прошлого года и который тут же прозвали в народе «законом уборщиц». Дело в том, что за пару месяцев после его принятия им воспользовались буквально пара уборщиц. 

Что не так с новым законом? Он охватывает очень узкую категорию самозанятых, всего лишь три профессии: помимо уборщиц, это еще репетиторы и няни. Тем, кто решится жить по новому закону и зарегистрируется, государство обещает два года налоговых каникул, после чего с 2019 года у этих людей будет выбор: начать платить налоги «по-взрослому», выбрав одну из существующих форм регистрации, или отказаться от работы вообще. «Закон о самозанятых на текущем этапе «сырой», поскольку непонятно, каким образом выявлять самозанятых людей и заставлять их регистрироваться в налоговой», — говорит Люшин. «Спрашивается: зачем им легализовываться, «засвечиваться»? Чтобы потом налоги платить?» — удивляется Николаев. 

«На текущий момент практически все усилия властей не способствовали изменению ситуации, так как налоговое давление продолжает расти, — говорит Андрей Люшин. — По крайней мере, необходимо отказаться от постоянных угроз повысить налоговое давление на работодателей, а также предложить меры для малого и среднего бизнеса, которые позволят сократить взносы на новых сотрудников».

Власти признали, что закон вышел комом. И сейчас идет активная работа над его новой версией. Одновременно в недрах Минэкономразвития и Минфина обсуждают возможность введения патентов для определенных категорий самозанятых. О патентах как об оптимальной форме регистрации и налогообложения для самозанятых говорила и Валентина Матвиенко. Патент подразумевает, что налоги уже включены в его стоимость, таким образом освобождая работника от дополнительной бюрократии. Насколько удачным окажется эта инициатива, во многом будет зависеть от стоимости этих процентов. По словам Матвиенко, цена может начинаться от 1 000 рублей в месяц. 

«Тень», знай свое место!

Существование неформальной занятости несет еще и выгоды — как для работников, так и для общества в целом. Что из них перевешивает — это всегда открытый вопрос, зависящий от конкретных обстоятельств, времени и места. Сегодня теневая занятость выполняет функцию компенсации населению издержек кризиса, говорит Игорь Николаев. В ситуации кризиса, вероятно, важнее дать населению право на этот дополнительный заработок, который позволит остаться «на плаву», соглашается Андрей Покида. 

С «тенью» надо активно бороться тогда, когда экономика на подъеме, когда растут доходы населения. В текущих же условиях установка на полное искоренение неформальной занятости (помимо того, что это в принципе недостижимо) чревато потерями. Что принесла бы полная формализация тех 20—25% работников, которых мы относим к неформальному сектору? «Возможно, скажут: возрастут заработки этих людей, их социальная защищенность, бюджет получит дополнительные налоги, увеличатся пенсии, — размышляют авторы доклада ЦСР. — Однако для того, чтобы такое произошло, необходимо одновременно выполнить так много условий, что вряд ли это возможно». Ведь многие из наших неформалов ушли в тень вынужденно, поскольку они не востребованы в формальном секторе». 

«Наш формальный сектор сокращает свой спрос на труд и скорее склонен избавляться от имеющихся работников, нежели привлекать дополнительных, — размышляют в ЦСР. — Поэтому насильственная формализация привела бы к сокращению заработков в формальном секторе, росту безработицы и экономической неактивности». Если посмотреть на статистику, можно увидеть, что неформальная занятость и безработица движутся в противоположных направлениях: рост одной сопровождается сокращением другой. Так что проиграл бы в борьбе государства с «тенью» в первую очередь обычный россиянин. 

Наше будущее покрыто тенью

Современным политикам вообще следует пересмотреть отношение к неформальной занятости, считают авторы доклада. Когда теневой рынок труда только начинали изучать (а это было в 1970—1980-е годы), считалось, что неформальность — спутник экономической отсталости и что по мере экономического роста неформальный сектор будет сокращаться, а в итоге и вовсе исчезнет. Время показало, что такой взгляд на вещи был очень наивен. 

Зачастую именно экономический рост создает новые стимулы к росту неформальной занятости и к появлению ее новых форм. 

Статистика показывает интересные вещи. Если смотреть на данные в моменте, есть однозначная связь: чем выше душевой ВВП, тем меньше охват неформальной занятостью. В бедных странах «в тени» работают больше, чем в богатых; в развивающихся — намного больше, чем в развитых, в стагнирующих — больше, чем в быстрорастущих. Однако в динамике внутри той или иной страны такая связь уже не всегда прослеживается, считают авторы доклада. «Когда мы смотрим на более-менее длительную эволюцию внутри отдельно взятых стран, то обнаруживаем, что ее уровень либо практически стоит на месте, либо даже демонстрирует признаки роста», — пишут авторы доклада «Российский рынок труда: тенденции, институты, структурные изменения». 

По их мнению, это говорит об изменившемся характере современного экономического роста: если в XIX веке и на большем протяжении XX века он сопровождался непрерывно усиливавшейся формализацией занятости, то в последние десятилетия ситуация поменялась. В новых условиях рост стал, скорее, фактором, способствующим деформализации занятости. Это связано со многими факторами, среди которых развитие малого бизнеса, сдвиг в сторону услуг, миграционные процессы, противоречие между усилением регулирования и его низким качеством.

Безработица не лучше

При столкновении с дилеммой «неформальная занятость или безработица» едва ли следует делать однозначный выбор в пользу последней. Во-первых, неформальность на рынке труда в принципе неустранима. Во-вторых, ее рост сигнализирует о необходимости перенастроить систему стимулов в экономике. При этом очевидно, что существование обширной и растущей неформальной занятости — это свидетельство институционального провала государства. Институты рынка труда неоднозначно влияют на стимулы, подталкивая население уходить в тень или выходить из нее. 

Например, агрессивная политика минимальной заработной платы во многих развивающихся странах привела к тому, что работники с низкой производительностью выдавливаются из формального сектора. В то же время очень низкое пособие по безработице (или его полное отсутствие) заставляют людей переходить в неформальный сектор. С середины 2000-х годов эта тенденция прослеживается и в России. 

«Каждое повышение МРОТ выталкивало заметное число работников из формального сектора в неформальный», — пишут авторы доклада о труде. Но, главное, так называемая легализация не ведет к росту производительности труда. Она повышает издержки и для неформальных производителей, и для потребителей. Итог — сокращаются как спрос, так и предложение. 

Для ограничения неформальности в первую очередь необходимо усовершенствовать институты, снизить административные барьеры разного рода, облегчая вход в бизнес, стимулируя создание новых и расширение действующих предприятий. Остановить рост неформальных рабочих мест можно, только интенсивно создавая формальные. «Должны быть более серьезные налоговые послабления, — уверен Игорь Николаев. — Тот же микробизнес, который не использует наемный труд, вообще должен быть освобожден от уплаты налогов».

Возможно, следует повысить социальные гарантии, полагает Андрей Покида. «Текущая роль социальных гарантий в минимальной оплате труда, в пенсионном обеспечении слишком мала, — считает эксперт. — Для большинства работников они не являются стимулом труда в официальной экономике, а скорее выступают как антистимулы. Может быть, следует обратить внимание на развитие социального партнерства на предприятии. Данные демонстрируют, что на тех предприятиях, где имеется профсоюз или иные общественные объединения, доля оформленных работников значительно выше». 

Ну и конечно, неэффективно бороться с одной лишь теневой занятостью, игнорируя другие негативные явления в экономике. Например, коррупцию, тесно сопровождающую «теневых» работников на всех этапах их труда.