Диагностировать нынешний кризис прежними методами и лечить его по старым же рецептам — дело не более перспективное, чем громко распевать одряхлевшие гимны, потерявшие былую актуальность.
В 1797 году, когда Юзеф Выбицки сочинял гордое «Еще Польша не погибла», весьма оптимистично выглядели строки:
Dał nam przykład Bonaparte,
Jak zwyciężać mamy.
Дословно:
Дал нам пример Бонапарт,
Как побеждать должны.
Молодой командир, чью фамилию тогда чаще произносили в исходной итальянской форме, нежели с французской утерей концевого гласного, как раз в 1797-м захватил Италию и уже считался величайшим военачальником революционной Франции. С его позволения польский генерал Ян Генрик Домбровски формировал в Италии польские легионы для освобождения своей страны, тремя годами ранее полностью поделенной между Австрией, Пруссией и Россией. Гимн легионов писал Выбицки.
Легионам не суждено было дойти до родных земель. Бонапарт употребил их для усмирения волнений в самой Италии. После очередного мирного договора, утратив надежду на возрождение Великой — «от моря до моря», то есть от Черного до Балтийского — Польши, они возроптали. Их отправили подавлять негритянский мятеж на острове Гаити. Оттуда вернулся лишь каждый двадцатый. Но польские эмигранты слишком прочно связали свою судьбу с Францией. Из них набралось новое войско, немало потрудившееся для изъятия запада Польши у Пруссии. На отбитых землях прошел набор воинов для сражений уже с Россией — где и закатилась счастливая звезда императора Наполеона.
Правда, Домбровски внакладе не остался. Россия, заполучив после войны куда больше польских земель (включая Варшаву, первоначально доставшуюся Пруссии), дала полякам и куда больше прав, чем своим коренным регионам. Царство Польское обрело собственную конституцию (в самой России ее вовсе не было), управлялось своей администрацией, сохранило привычный злотый. Разве что главой государства стал русский император, которого в Варшаве представлял его наместник, брат Константин. Поляки, служившие Франции, смогли попасть на российскую службу в сходных чинах. Домбровски стал генералом от кавалерии (что соответствует нынешнему маршалу рода войск и генералу армии) и польским сенатором. Увы, возраст и немощь заставили его уже в 71 год (в 1816-м) уйти в отставку. В 1818 году он умер.
Прочие польские дворяне тоже не пострадали. Так, мелкопоместный шляхтич Тадеуш (Фаддей) Венедиктович Булгарин стал известным русским писателем, не стеснявшимся остро конфликтовать с куда более родовитым Пушкиным. Но царская приязнь не помешала гордой шляхте восстать против России. В 1831 году, в разгар восстания, мазурка легионеров стала гимном Польши. К тому времени Наполеон Бонапарт уже 16 лет как проиграл свою последнюю битву — при Ватерлоо — и 10 лет как умер в ссылке. Но текст не поменяли.
В 1926-м мазурка Домбровского была объявлена государственным гимном. И по сей день поляков призывают брать пример с полководца, противопоставившего себя всему остальному миру, но — утратившего все. Пример таких примечательных деятелей, как Игнаций Мосцицкий, Юзеф Бек и Эдвард Рыдз-Смиглы (перед Второй мировой войной поссоривших страну со всеми соседями), показывает, что призыв иной раз находит отклик в сердцах.
Устаревшие призывы слышны не только в Польше. Так, в 1841 году, когда Гофман фон Фаллерслебен написал: «Von der Maas bis an die Memel, / von der Etsch bis an den Belt, / Deutschland, Deutschland .u.ber alles, / .u.ber alles in der Welt!», Мемель и Маас, Эч и Бельт были крайними точками Германского Союза (хотя сам эфемерный союз не обладал реальной властью над своими субъектами). Но к концу 1930-х Нидерланды из союза вышли, а Франция и Бельгия, где также течет Маас, вовсе в него не входили. Данию с проливом Бельт выбила из союза Пруссия в войне 1864-го, а порт Мемель — нынешняя Клайпеда — перешел от Пруссии к Литве. Наконец, австрийская река Эч стала итальянской Адидже. В итоге гимн стал восприниматься как призыв к новым завоеваниям. А они, как известно, не удались. После поражения Германия в 1952 году отбросила первое, территориальное, а заодно и второе, этническое, восьмистишия гимна. Так что сейчас гордо поет только третье — юридическое, с эффектным призывом:
Einigkeit und Recht und Freiheit
sind des Gl.u.ckes Unterpfand;
bl.u.h im Glanze dieses Gl.u.ckes,
bl.u.he, deutsches Vaterland.
Дословно:
Единство и право и свобода —
залог счастья;
процветай в блеске этого счастья,
процветай, немецкая отчизна!
Несколько пафосно, зато годится (как метрическая система) «на все времена, для всех народов».
Старинные рецепты бытуют не в одной политике. Изобилие советов по выходу из начавшегося кризиса целиком основано на опыте прошлых экономических потрясений. Между тем нынешние обстоятельства радикально отличаются от тогдашних. Не только потому, что теперешний кризис порожден инфляцией через механизм производных ценных бумаг, но и потому, что мир переживает спад очередной длинной волны Кондратьева. Между тем все кризисы предыдущих трех десятилетий пришлись на ее подъем, а потому проходили во многом самостоятельно: централизованному управлению надо было только не мешать общей повышательной тенденции. Теперь же необходимо противодействовать не только обстоятельствам, породившим текущие неурядицы, но и глобальному многолетнему тяготению хозяйства вспять.
Раз уж кризис порожден безудержным ростом пирамиды деривативов — лечить его надо ее ампутацией. При этом, впрочем, нельзя блокировать всю активность рынка ценных бумаг. Ведь, как показал лауреат Нобелевской премии по экономике Фридрих Август фон Хайек, принципиально невозможен более эффективный носитель экономической информации, нежели деньги (и представляющие их ценные бумаги), обращающиеся на свободном рынке.
Деривативы возникли как весьма полезный инструмент обращения. Искусное комбинирование сделок с ними может сократить многие риски примерно так же, как фьючерсные сделки с реальными товарами и услугами страхуют производителей и потребителей от слишком размашистых колебаний спроса и предложения. Увы, как отметил еще Теофраст Бомбаст Ауреол фон Гогенгейм ака Парацельс, только доза делает лекарство ядом и яд — лекарством. Неумеренное наращивание все новых слоев производных сделок в конце концов оторвало деривативы — и их цены! — от производственного базиса. Возможность же кредитования под залог любых, в том числе и производных, ценных бумаг наводнила рынок необеспеченными деньгами. Их поток сбил всю экономику с разумного пути развития. Развилась инфляция, неизбежно порождающая дефляцию. А та, как известно, парализует экономику.
Вред инфляции установлен еще во времена потока золота и серебра из Южной Америки, утопившего экономику величайшей в ту пору Испанской империи. Ныне эмиссионные органы официально считают главной своей задачей стабилизацию валют (хотя по разным причинам не всегда с ней справляются). Но с новым механизмом генерации денег — кредитованием под деривативы — они доселе не сталкивались. А потому еще не выработали приемов противодействия ему и не смогли стабилизировать финансы.
При таком механизме кризиса классический метод Джона Мейнарда Кейнса — впрыскивание в экономику все новых денег — может лишь утяжелить ход экономической болезни. Хотя бы потому, что на каждый цент субсидий тут же нарастет доллар новых бумаг, производных от сделок с этим центом.
Придется заморозить рынок деривативов. Его игроков разорять не хочется: чаще всего они входили туда с самыми благими намерениями. Разве что не помнили, куда ведет вымощенная этими намерениями дорога. Значит, зафиксируем текущее состояние всех сделок по деривативам, или отсрочим платежи до конца кризиса, или…
Вариантов найдется немало. Главное — в ближайшие годы новые сделки допустимы только по бумагам, цена которых напрямую зависит от неких реальных товаров и услуг, но не от других бумаг. Так сохранится основная масса ориентиров для выбора производителями (и потребителями!) оптимального направления дальнейшей деятельности. В то же время экономика в целом избавится от безудержного потока производных денег, ныне размывшего все управляющие плотины и затворы — от макроэкономической стратегии до локальной тактики.
Технология непростая. Вырабатывать ее придется почти с нуля. Но это куда полезнее следования старым примерам — хоть Кейнса, хоть Бонапарта.
Начать дискуссию