Дети - наши деньги

Дети — не только цветы жизни и продолжение наших надежд. Цветы надо растить — иной раз до четверти века, прежде чем ребенок станет хотя бы теоретически способен искать свое место в жизни. Да и ради воплощения надежды приходится тратить немалые силы и средства — хотя бы на поиск и оплату хороших кружков по интересам. И все это изымается из ресурсов, полезных для собственного жизнеобеспечения. Причем главный безвозвратно расходуемый ресурс — время. Даже если женщина получает оплачиваемый отпуск на несколько лет для ухода за ребенком — все эти годы вычеркнуты из ее профессионального совершенствования и карьерного роста.

Сложности возникают и в личной жизни. Уход за ребенком — прежде всего круглосуточный тяжкий и монотонный труд, пусть и скрашиваемый восторгом при виде явных признаков каждого нового этапа развития. Бессонница от детского плача — одно из известнейших, но далеко не тяжелейших последствий пребывания в доме человека, физиологически не способного контролировать собственную жизнедеятельность. Систематический разгром домашнего хозяйства, неизбежно сопутствующий освоению ребенком нелегкого искусства перемещения в пространстве, открывания дверей и ящиков, удержания предметов разной формы и прочих деталей взрослого поведения, — куда страшнее.

А потом родители повторяют пословицу: «Маленькие детки — маленькие бедки, большие детки — большие бедки»…

Словом, не зря в «Живом журнале» — популярнейшем в России средстве ведения и комментирования дневников в Интернете — одно из самых активных сообществ зовется ru_childfree. Его завсегдатаи — те, кто давно пришел к выводу: тратить силы на рождение — а тем более выращивание — детей совершенно незачем; куда лучше жить ради собственного совершенствования и/или удовольствия, а по исчерпании жизненных сил рассчитывать на накопления или государственное пенсионное обеспечение. Меня — за мою ошибку юности — там объявляют примером разумного поведения.

Я действительно детьми не обзавелся: сдуру на первом курсе дал обет целомудрия. Но и на пенсию не рассчитываю: при моей профессии работающая голова гарантирует заработок, а с неработающей и пенсия не поможет.

Но даже люди, никогда не сдвигавшиеся с позиций здравого смысла в сторону childfree, отнеслись к моим словам неодобрительно. Так, мне указывают, что соотношение между трудоспособными и пенсионерами, установившееся ныне, еще очень долго не изменится, и средний уровень жизни сохранится, пока сокращение общей численности населения не затруднит поддержания и развития технологий. Правда, в России этот порог перейден с развалом СССР (в большинстве нынешних технологий новые разработки заведомо не могут окупиться на рынке, где живет менее 200 млн человек), но в странах Европейского союза или Североамериканской зоны свободной торговли (не говоря уж о Китае с Индией) еще нескольким поколениям опасаться нечего. А за это время технологии разовьются, снимая всякие опасения за благосостояние иждивенцев. Уже сегодня в сельском хозяйстве США занята 1/50 (а с учетом сезонных работ — 1/30) населения — и при этом Штаты экспортируют добрых 2/3 производимого продовольствия. И по прочим видам жизнеобеспечения один с сошкой рано или поздно легко прокормит семерых с ложкой.

Комментаторы поддержали меня разве что в том, что накопления на старость довольно трудно сохранить. Так, за время моей жизни все доступные мне инструменты сбережения обесценились уже дважды: при позднесоветской и постсоветской инфляции да при дефолте 17 августа 1998 года. Нынешний кризис может обесценить сбережения не только в нашей стране, но и по всему миру — хотя бы потому, что общая динамика мировой финансовой системы очень похожа на картину, предшествовавшую ее предыдущим обрушениям. По мнению некоторых экспертов, она более всего напоминает преддверие краха банкирского дома Барди, на чьи деньги велась немалая часть Столетней войны: французский и английский короли не смогли погасить свои долги, и кризис охватил всю Европу и ее средиземноморских торговых партнеров на несколько десятилетий.

Но даже если мы предположим, что нынешний кризис повлечет за собою десятилетия почти непрерывного развития (как Великая депрессия не только запустила цепь событий, завершившуюся Второй мировой войной, но и создала механизмы социальной стабилизации, обеспечившие устойчивое благополучие пары миллиардов человек на четыре десятка лет), это снимает далеко не все проблемы. В том числе и финансовые.

Деньги сами по себе несъедобны. Это всего лишь способ получить какие−то материальные блага. А их еще надо произвести. Если демографический спад продолжится — произвести будет некому, потому что этот спад еще по меньшей мере пару поколений будет уменьшать долю трудоспособного населения в развитых странах.

Правда, долгосрочные накопления обычно идут на инвестирование — в частности техническое перевооружение производств. Но в рамках одного поколения технологий каждый следующий грош, вложенный в оборудование, дает меньшую отдачу, нежели предыдущий. Новые же поколения рождаются не каждый день. Да, Фридрих Энгельс правильно отметил: когда у общества возникает потребность, она движет науку вперед больше, чем десяток университетов. Но ведь если собрать девять беременных, ребенок за месяц не родится! Генрих Саулович Альтшуллер указал: фундаментальное открытие должно обрасти многими тысячами изобретений разного уровня творческой новизны, прежде чем даст заметные результаты.

Так, от открытия электромагнитной индукции Майклом Фарадеем до повсеместного — в том числе и бытового — внедрения электромеханического оборудования прошло примерно восемь десятилетий. Кстати, с исчерпанием потенциала этого открытия совпало начало Великой депрессии. Столько же потребовал путь от окончательного формулирования квантовой механики до повсеместного бытового применения твердотельных цифровых схем большой степени интеграции — и как только сотовый телефон появился практически у каждого, начался нынешний экономический кризис. Я даже не исключаю, что речь идет о фундаментальной закономерности, определяющей самый длинный из известных сегодня циклов развития экономики.

Итак, если у нас не будет детей, денежные накопления не помогут: их просто некому будет использовать для производства того, что потребуется нам на пенсии. Правда, сегодня мы еще можем надеяться на гастарбайтеров и/или вынесение производства в страны, где молодежи пока хватает. Но значит, проблема настигнет наших — пусть и немногочисленных — потомков: ведь вслед за развитым производством в эти страны придет и современная структура общества, включающая сильную социальную политику, в том числе и всеобщее пенсионное обеспечение.

Сам этот привычный нам способ жизнеобеспечения — довольно нов. Пенсии тысячелетиями были редкой привилегией. Только в конце XIX века канцлер Второй Германской империи Отто фон Бисмарк в борьбе с социалистами принял некоторые популистские меры — в том числе ввел пенсии для всех. Другой любимый мною автор политических афоризмов и поборник величия империи, Уинстон Спенсер Черчилль, сказал: политический деятель думает о следующих выборах, а государственный — о следующих поколениях. Как видно из изложенного, Бисмарк в данном случае не явил мудрости государственного деятеля.

Все пенсии уничтожить невозможно. Всегда останутся люди, не способные завести детей по объективным причинам или рано потерявшие детей. Но если мы в массе своей не поймем, что конечным источником всех богатств остается именно труд — будем обречены на нищую старость и голодную смерть.