ЧАСТНЫЕ ИНВЕСТИЦИИ В РОССИЙСКОЕ СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО ОСТАЮТСЯ ВЕСЬМА РИСКОВАННЫМИ. ВКЛАДЫВАТЬСЯ В АГРОПРОМ МОЖНО, ЛИШЬ ЗАРУЧИВШИСЬ ПОДДЕРЖКОЙ ВЛАСТЕЙ, УВЕРЕН ГУБЕРНАТОР ВОРОНЕЖСКОЙ ОБЛАСТИ АЛЕКСЕЙ ГОРДЕЕВ.
Стоит сегодня в любой почти аудитории завести беседу об инновациях — и тут же всплывает привычный ассоциативный ряд. Информационные технологии, биотех, наночастицы… Да, это — перспектива. Но если честно, то и прошлое, и настоящее, и будущее человечества связано с «немодной» нынче отраслью. С сельским хозяйством. Некоторое время назад в обиход вошло более эффектное словосочетание «агропромышленный комплекс». Однако в представлении большинства все это слишком «приземленно». Да, приземленно! Причем в буквальном смысле. Однако обойтись без хлеба, молока, масла, колбасы и картошки человек почему-то не может. А вот без нанотехнологий обходится пока вполне.
Трудно спорить с тем, что производство пищевых продуктов — вечная и безусловная ценность. А агропром — бизнес, актуальный всегда. Но почему в таком случае инвесторы не стоят в очереди, чтобы вложить средства в очередной сельскохозяйственный стартап? Почему вложения в агропром до сих пор считаются в России опасными, а порой и безнадежными? Наконец, в каком формате сегодня в нашей стране может существовать прибыльная агропромышленная фирма? Должна ли она быть маленькой, специализированной и мобильной — или крупной и вертикально интегрированной? Обо всем этом «Бизнес-журнал» решил поговорить с Алексеем ГОРДЕЕВЫМ, одним из самых авторитетных специалистов, бывшим министром сельского хозяйства РФ, а ныне губернатором Воронежской области.
— Кто это вас надоумил со мной встретиться, да еще и говорить про сельское хозяйство? Я же уже в другом статусе!
— Дело в том, что многие авторитетные представители бизнеса, с которыми редакция постоянно общается, именно вас называют главным экспертом в сфере агробизнеса, ссылаются на ваш опыт. Кроме того, «Бизнес-журнал» не оставляет попыток понять, почему сельское хозяйство остается не слишком привлекательной сферой для инвестиций.
— Приятно, что кто-то за глаза хорошо о тебе говорит! Обычно наоборот бывает.
— Алексей Васильевич, сейчас очень часто говорят и пишут о стартапах в сфере ИТ или нанотехнологий. А о стартапах в агропроме у нас почти ничего не слышно. В чем дело? Несмотря на национальный проект развития АПК, агробизнес остается слишком сложным?
— Как и в любом другом бизнесе, здесь важно понимать рынок того товара, той продукции, которую планируется производить. Если смотреть глобально, то сельское хозяйство в этом смысле имеет преимущество перед многими отраслями именно в силу того, что здесь производятся довольно консервативные виды продуктов.
Трудно себе представить, что когда-нибудь люди откажутся от мяса или молока и будут есть, например, переработанную глину. В этом отношении абсолютно ясно, что это бизнес, имеющий будущее. К тому же нельзя забывать, что это и бизнес с тысячелетней историей. Ведь первые социально-экономические революции случились именно благодаря тому, что десять тысяч лет назад человечество научилось не просто добывать, а самостоятельно производить продовольствие. Это же один из первых видов хозяйственной деятельности! С этой точки зрения никого не нужно убеждать в том, что агропромышленный бизнес имеет преимущества. Здесь все понятно.
С другой стороны, сельское хозяйство — это и правда очень рискованный бизнес. Во всех цивилизованных странах государство вместе с частными предпринимателями разделяет такие риски. Причем риски эти делятся на два вида.
Во-первых, сам по себе рынок потребления неэластичен. Если говорить просто, люди едят столько, сколько едят. А вот предложение существенно колеблется — в силу того, что, например, производство продукции растениеводства очень сильно зависит от погодных условий. Ведь этот «цех» работает под открытым небом!
Такие колебания в предложении, естественно, всегда отражаются на ценах. И решить эту проблему бизнесу самостоятельно очень непросто. Конечно, если рядом не стоит государство, выступающее буфером от этих рисков.
Во-вторых, сельское хозяйство, к сожалению, всегда находится под давлением тех или иных монополий. Как отраслевых, в самом агропромышленном секторе (например, молокозавод, перерабатывающий молоко, по определению монополист по отношению ко всем, кто его производит), так и всем известных естественных монополий. И эту часть рисков государство тоже должно брать на себя, вводя те или иные инструменты регулирования.
Если мы говорим о рыночной экономике, то минимизация рисков может осуществляться с помощью бюджетной поддержки доходов фермера. И как бы ни ругались экономисты-либералы (сколько можно помогать сельскому хозяйству!) — мы видим, что и Европа, и США, и Канада, и целый ряд других стран продолжают своему сельскому хозяйству помогать. И не потому, что эта отрасль плохо развита, а в силу специфики сельского хозяйства как сектора экономики.
Вот почему бизнесмену или инвестору, присматриваясь к сельскому хозяйству как к сфере деятельности, нужно понимать все плюсы и минусы этого сектора.
Если же говорить о выборе того или иного направления бизнеса, то прежде всего необходимо анализировать и понимать местный, локальный рынок. Например, у нас в Воронежской области образовался очевидный дисбаланс между продукцией растениеводства и животноводства. Сегодня продукции растениеводства в валовом объеме в области производится больше, чем двадцать лет назад, а продукции животноводства — вдвое меньше. А значит, животноводство в нашем регионе — это как раз та сфера, где есть место для частного капитала.
Впрочем, любому, кто начинает бизнес в сельском хозяйстве или подумывает о диверсификации имеющегося производства, следует учитывать политику государства в этой сфере. Речь идет не только о федеральных властях, но и о региональных. И здесь чрезвычайно важно, чтобы поддержка регулирования рынков была гарантирована инвестору как минимум в течение пяти лет. Иначе просто невозможно прогнозировать и планировать развитие.
— Есть мнение, что сроки окупаемости масштабных проектов — а значит, и время, в течение которого следует поддерживать стартующие агропромышленные предприятия любых масштабов, — еще длиннее: лет десять–пятнадцать…
— Пять лет — это минимум. Но вы правы: сельскохозяйственный бизнес может успешно развиваться лишь при условии, что планирование выстраивается на долгосрочную перспективу. Но вы же понимаете, что у нас в стране, к сожалению, пока трудно говорить о возможностях доступа к таким «длинным» заемным деньгам. Причем не только в сегменте кредитования бизнеса, но и на рынке той же ипотеки! Это на Западе кредиты лет на 15–20 — вполне привычный инструмент. Но пока у нас не будет дешевых и «длинных» кредитных ресурсов, вряд ли можно ожидать бурного развития и ипотеки, и сельского хозяйства, да и экономики в целом. Так что, планируя агробизнес, я бы на месте инвестора исходил из трех главных параметров: особенностей отрасли, состояния местного рынка и того, что заявляет государство в качестве поддержки и регулирования сферы сельского хозяйства на ближайшие пять–десять лет.
— Какую форму ведения агробизнеса вы считаете наиболее перспективной? И какие из них пользуются наибольшей поддержкой государства?
— Нельзя забывать о том, что мы должны рассматривать сельское хозяйство еще и как некий уклад жизни. Кстати говоря, это для общества не менее важно, чем рассматривать агробизнес как сектор экономики. Часто «незаметное» сельское хозяйство дает обществу очень много благ, не измеряемых деньгами. И часто решает глобальные задачи.
— Глобальные?
— Да. В том числе геополитические. Вот живут же сегодня люди на Чукотке, занимаются оленеводством. И мы можем говорить, что Чукотка — это наша территория, мы там присутствуем. А если исчезнет оленеводство — кто там будет жить, кроме пограничников?
Есть и другие задачи. Например — сохранение национальных и культурных традиций, что напрямую связано с демографией. Так что говорить о сельском хозяйстве только как о секторе экономики сегодня трудно. Ведь следом встает вопрос пространственного планирования территории — и мы выходим к оценкам сельского хозяйства как жизнеобразующей сферы.
Трудно представить себе, что территория России будет состоять из одних городов, что между этими городами мы станем перемещаться исключительно самолетами или по рельсам, а остальное пространство займет пустырь. Не может такого быть! Там обязательно появятся люди. Но вот вопрос — чьи это будут люди? Наши ли? Или чужие, из известных нам стран Юго-Восточной Азии? Вот почему государство обязано поддерживать все виды агробизнеса. В том числе и личные подсобные хозяйства. Ведь это возможность не только произвести дополнительный продукт, но и обеспечить в определенном смысле дополнительную занятость населения.
В малом бизнесе, то есть фермерских хозяйствах, государство тоже заинтересовано. Во-первых, малый бизнес существенно дополняет крупные предприятия. А во-вторых, именно такие хозяйства могут обеспечивать продовольствием локальные рынки с учетом специфики местной кухни.
Если же говорить о крупных интегрированных компаниях, то это, безусловно, во многом будущее сельского хозяйства. Такие компании должны становиться транснациональными игроками на продовольственных рынках. Вот почему я считаю неправильным противопоставлять различные формы агробизнеса. Это как пальцы на руке. Нужны — все. А значит, государство должно обеспечивать многоукладность экономики.
— Последний всплеск развития сельского хозяйства в стране был связан с кризисом 1998 года, поскольку многие перерабатывающие предприятия были вынуждены отказаться тогда от импортного сырья. А что нынешний кризис — открывает новые возможности перед сельским хозяйством?
— Тогда, в 1998 году, это был наш кризис. Внутренний. Вспомните, доходы населения очень резко упали, рубль девальвировался. В результате импортная продукция стала неконкурентоспособной, что и спровоцировало всплеск и развитие собственного, отечественного производства. Это лишний раз подтверждает, как много зависит от регулирования рынка.
Если бы мне сегодня сказали: есть выбор — либо бюджетные средства, которые можно прямо сейчас направить на поддержку агропрома, либо регулирование рынка, прежде всего импорта; но реализовать можно только одну возможность, — я бы выбрал регулирование рынка.
— Почему?
— Нужно стараться поэтапно замещать поставки импортного продовольствия, прежде всего традиционных видов: мясо всех видов, молочную и рыбную продукцию. Для бизнеса это был бы сильнейший сигнал, что в эти сектора нужно вкладываться. Это очевидные вещи; наверное, и нет смысла о них говорить. Но, к сожалению, зачастую на государственном уровне в должной мере эти инструменты не используются.
Вот яркий пример отсутствия экономической логики в нашем торговом обороте. Страна экспортирует примерно 15 миллионов тонн зерна. А ведь зерно это — в первую очередь корм, используемый при производстве мясной и молочной продукции, на долю которого приходится около 60% стоимости мяса и молока. В итоге мы сначала вывозим зерно, потом завозим примерно столько же — в перерасчете на зерно — мяса и молока. Но — уже из-за границы. То есть те же 15–20 миллионов тонн мы привозим уже с добавленной стоимостью!
Мало того, что мы теряем доходы в сельском хозяйстве. Мы теряем еще и постоянную занятость населения. Ведь растениеводство — сезонный вид деятельности. То есть сами лишаем сельхозпроизводителей возможности регулярно получать выручку за свою продукцию.
Не раз звучали цифры, характеризующие объемы ввозимого продовольствия. Сегодня такой импорт оценивается примерно в 30 миллиардов долларов. Если посчитать, разложив импорт на те доходы, которые мы сейчас получаем, то получится, что мы теряем ровно столько же, сколько наше товарное сельское хозяйство сегодня производит. Проще говоря, стоимость произведенных товаров сельского хозяйства равна потерям собственного сельского хозяйства. Вот так-то.
— А что происходит сегодня с фермерскими хозяйствами и агрохолдингами? Фермеры все-таки больше подвержены влиянию монополий, о котором вы говорили?
— Конечно.
— Значит, модель интегрированного агрохолдинга все-таки ближе к идеальной?
— В каждом случае, для каждого конкретного предприятия интеграция носит особый характер. Тут нет общей модели. Но в сельскохозяйственном бизнесе часто забывают о так называемой горизонтальной интеграции. Например, между несколькими фермерскими хозяйствами.
Возьмем самый простой пример — картофель. Каждый фермер производит продукцию, а вскладчину они строят хорошее хранилище, могут также организовать единую сбытовую компанию, сформировать единый автопарк. Может быть, открыть даже торговые точки. Если идти дальше, то можно было бы совместно решать и вопросы технологического обслуживания, централизованной покупки семян, обработки картофеля. Возможности очень большие. Тогда и организация бизнеса для фермеров была бы понятнее, да и конкурировать с крупными соперниками на рынке им было бы проще. Кстати, такая интеграция помогает не только минимизировать расходы, но и прогнозировать рынок.
Но сейчас чувствуется, что мы теряем время. Уже, наверное, лет пятнадцать потеряли. И идем вперед очень медленными темпами, не создавая условий для таких объединений. А ведь мы могли бы уже перейти ко второму этапу интеграции малого аграрного бизнеса! В результате производственные кооперативы, работающие в рамках района, как и межрайонные, могли бы объединяться в более крупные предприятия по реализации продукции уже в городах региона, областных центрах. А дальше — может быть, и в крупных промышленных центрах, включая обе столицы.
— Такое и правда возможно?
— Так работает сельскохозяйственная отрасль в Германии. Если мне не изменяет память, в этой стране почти 80% сельхозпродукции реализуется как раз через такую систему кооперации. На самом деле структурно, с точки зрения организации аграрного бизнеса, сельское хозяйство Германии довольно отсталое. Это практически сто–двухсотлетний ретроспективный формат. Но у них частная собственность — это святое.
МЫ ТЕРЯЕМ ВРЕМЯ. УЖЕ, НАВЕРНОЕ, ЛЕТ ПЯТНАДЦАТЬ ПОТЕРЯЛИ. И ИДЕМ ВПЕРЕД ОЧЕНЬ МЕДЛЕННЫМИ ТЕМПАМИ, НЕ СОЗДАВАЯ УСЛОВИЙ ДЛЯ ОБЪЕДИНЕНИЯ ФЕРМЕРОВ
Вот есть германский фермер, у которого имеется пять гектаров земли. Кстати, это уже крупный фермер по их масштабам. Он сто лет держит и обрабатывает эти свои пять гектаров. И гектары эти передаются по наследству. В результате, чтобы не отставать от мира, в Германии пришлось фермеров объединять, создавая таким образом крупных игроков на рынке.
У нас в этом смысле есть преимущества. К тому же уклады разные. Поэтому, сохраняя фермерство как очень важный элемент присутствия малого бизнеса в сельском хозяйстве, необходимо ускоренно заниматься интеграцией сельского хозяйства и кооперацией. В противном случае мы ничего не получим.
— Но если такая интеграция начнется, проще станет и реализовывать продукцию…
— Конечно!
— 1 февраля вступил в силу закон о торговле. Вас считают одним из первых его инициаторов. А как вы считаете, сельхозпроизводители выиграют от его появления?
— Да, было такое. Важно, что закон появился. Сейчас его критикуют, причем и розничные компании, и производители. Но само появление закона подчеркнуло, что проблемы есть. Теперь дело за наработкой практики применения.
— Но в России не действует прецедентное право…
— Зато все признали проблему. А раз признана проблема, значит, ею начинают заниматься. Появился закон. Да, может быть, что-то недоучли. Но только через практику мы поймем, где, что и как нужно регулировать. Во всех странах в той или иной мере регулирование отношений производителей и розницы — это тоже забота государства. Есть мнение, что нужно создать конкуренцию между сетями и построить больше торговых площадей. Наверное, это тоже один из путей. Пробовать нужно всё.
— Так что же, наступает более удачное время для начала бизнеса в аграрном секторе?
— Наше счастливое время — начало реализации национального проекта, 2007–2008 годы. Тогда темпы инвестиций в сельское хозяйство закладывали очень существенный тренд развития. Просто веяло очень серьезным оптимизмом! В сельском хозяйстве произошел видимый перелом. Но все, что сейчас происходит в мировой экономике, несомненно влияет и на развитие сельского хозяйства.
Эта отрасль также во многом зависит и от фондовых рынков, и от движения капиталов. Все это ударило по сельскому хозяйству очень серьезно. Другое дело, что у сельского хозяйства, конечно, есть некоторое преимущество. Как я уже говорил, это консервативная, инертная в хорошем смысле слова отрасль. Здесь невозможно в течение года все сломать и остановить. По сути, создав задел в предыдущие два–три года, отрасль продолжает быть успешной и показывает неплохие результаты. Но намечается и очень тревожная тенденция. Сейчас многие инвесторы остановились на полпути, а некоторые и вовсе отказались от намеченных проектов. Та кредитная политика, которая проводится у нас в стране, делает инвестиции неокупаемыми. Дорогие деньги, высокие ставки…
Так что сейчас у меня уже нет такого оптимизма. Для того чтобы развиваться, выйти на современный уровень, суметь модернизироваться, нужны довольно большие деньги. Все, что сейчас происходит, — глобальная проблема сельского хозяйства России. И связана она не с тем, что у нас низкий природно-климатический потенциал, и не с тем, что у нас люди якобы «не умеют работать». Дело, к сожалению, в технологическом отставании примерно лет на двадцать — если сравнивать с сельским хозяйством развитых стран. Мы не можем с ними конкурировать. Значит, нужно модернизироваться.
— Модернизацию экономисты часто подменяют идеей инноваций. Но ясно, что Японию, Германию и даже Южную Корею по уровню технологических инноваций мы еще не скоро догоним. Может быть, нужно строить не инновационную, а аграрную экономику?
— Преимущества аграрного бизнеса очевидны. При условии, что деньги потребителей по основным продуктам питания начнут все-таки попадать в российскую сельскохозяйственную экономику. Это, кстати, станет мультипликатором и для других отраслей.
Но я бы не говорил, что если «они» идут по инновационному пути, то у нас должна быть какая-то «особая» дорога. Это элементарный путь прогресса. Каждый человек, каждый экономический субъект стремится стать лучше, внедряя одно, другое, третье, уменьшая издержки производства, повышая производительность, предоставляя все более качественные товары и услуги… В этом и состоит смысл конкуренции. Другой вопрос: есть ли у нас способность купить новые технологии, способность поддержать инновационные процессы?
Но вот вам простой пример. Наши отечественные сельхозмашиностроители много раз ко мне приходили и говорили: «Нас нужно поддержать!» А я им пытался объяснить: вы должны просить, чтобы мы поддержали сельское хозяйство! Потому что именно сельское хозяйство — потребитель их продукции.
Как только на селе появятся деньги — придут и техника, и технологии, и инновации, начнется модернизация.
Начать дискуссию