О власти, конкуренции и собственности

ГРАЖДАНАМ И МАЛОМУ БИЗНЕСУ НУЖНА ВЛАСТЬ, СОПОСТАВИМАЯ ПО СИЛЕ С КРУПНЫМ БИЗНЕСОМ И УМЕЮЩАЯ ЕМУ ПРОТИВОСТОЯТЬ, — ЧТОБЫ ЭТИ ДВЕ ГЛАВНЫЕ СИЛЫ, ФОРМИРУЮЩИЕ СТРУКТУРУ ОБЩЕСТВА В ЦЕЛОМ, ВЗАИМНО СДЕРЖИВАЛИ ДРУГ ДРУГА.

Последняя прижизненно изданная книга Егора Тимуровича Гайдара («Власть и собственность», СПб, «Норма», 2009) состоит из двух частей — недавно написанной «Смуты и институты» и созданной еще в августе–сентябре 1994-го «Государство и эволюция». Первая посвящена в основном неизбежным последствиям обрушения делегитимизированных государственных управленческих структур и независимо от воли автора приводит к выводу: всякий призывающий к революции призывает к массовому убийству. Вторая большей частью демонстрирует пагубность вмешательства государства в дела частных собственников и призывает установить надежную защиту от него — как в виде законов и практики их исполнения, так и (прежде всего) в виде обычая.

Но другой безоглядный реформатор, Петр I, предупредил: «Всуе законы писать, коли их не исполнять». Прежде чем строить систему всесторонней и непрошибаемой защиты частного собственника от государства в целом и отдельных чиновников в частности, не худо бы проверить, возможна ли сия защита вообще, — и если да, то в какой мере полезна обществу.

Недавний пожар в пермском клубе «Хромая лошадь», помимо прочего, доказал российским гражданам то, что мировой опыт (в том числе и опыт подобных заведений) доказывает с незапамятных времен: полное самоустранение государства из любого направления бизнеса открывает этому бизнесу прекрасную возможность стать опасным для общества в целом. И не по чьему-то злому умыслу. Конкуренция при отсутствии контроля вынуждает к рискованным решениям. Эволюция, порожденная конкуренцией, рано или поздно заполняет все экологические ниши — в том числе и смертельно опасные. Живут же люди даже на склонах действующих вулканов, ибо вулканический пепел формирует довольно плодородную почву, и прибавка урожая понуждает рисковать. Приходится государству изгонять крестьян с Везувия и рестораторов из подвалов. Потому что больше некому: страховая компания (как известно из любимого мною либертарианского учения, прекрасный заменитель большинства контролеров) в худшем случае поднимет тариф — так ведь не каждый задумывается о страховке даже от несчастного случая.

Чисто коммерческая деятельность государства тоже вряд ли устранима. Так, интервенции на зерновом рынке — едва ли не единственный способ стабилизации его конъюнктуры на фоне естественных природных колебаний урожайности. Любой коммерческий субъект старается использовать неустойчивость в своих интересах, и мировой опыт давно доказал недостаточность фьючерсных контрактов для снятия раскачки — не говоря уже о выравнивании столь масштабного рынка, как продовольственный. Да и по многим иным видам сырья соображения в пользу государственной собственности на недра ничуть не менее почтенны, нежели в пользу частного владения полезными ископаемыми.

Но допустим, что мы — то ли ради чистоты теории, то ли в надежде на экономические выгоды ничем не ограниченной конкуренции — ухитримся действительно искоренить всякое государственное вмешательство в экономическую жизнь. Правда, для этого придется, скорее всего, вовсе отказаться от государства. Ведь экономика неотделима от всех прочих сторон жизни.

Скажем, библиотеки и филармонии посягают на священное право перекупщиков рукописей получать сверхприбыль от продажи каждого экземпляра книги и звукозаписи отдельному владельцу (а в идеале — даже от каждого отдельного прочтения и прослушивания). Значит, государственное финансирование этих очагов культуры ущемляет интересы сих почтенных хозяйствующих субъектов и должно быть прекращено ради незапятнанности либертарианской святыни.

Подобные мелочи мало беспокоят квалифицированных теоретиков — например, гениев австрийской экономической школы. Закроем музеи. Сделаем платным (в крайнем случае — через механизм долгосрочных кредитов, уже используемый на Западе) все образование. Передадим полицейские функции частным агентствам: в Соединенных Штатах Америки даже государственные полиции разделены между местными властями — от «субъекта федерации» до городского района — и весьма неохотно делятся информацией о преступлениях и преступниках (и между собой, и с Федеральным бюро расследований), так что в этой стране от введения коммерческой тайны в сфере охраны правопорядка мало что изменится. Заведем наемную армию (очень удобную в агрессии против заведомо слабого соседа, но для обороны априори непригодную). Заменим пенсионное и медицинское обеспечение, пожарный и санитарный надзор бдительностью и щедростью страховых компаний. Словом, приведем практику в соответствие с теорией. И посмотрим, как теория нас за это похвалит.

Впрочем, можно обойтись и без теории — ограничиться доступным опытом.

ПЕТР I ГОВОРИЛ: «ВСУЕ ЗАКОНЫ ПИСАТЬ, КОЛИ ИХ НЕ ИСПОЛНЯТЬ». ПРЕЖДЕ ЧЕМ СТРОИТЬ СИСТЕМУ ЗАЩИТЫ ЧАСТНОГО СОБСТВЕННИКА ОТ ГОСУДАРСТВА, НУЖНО ПОНЯТЬ — ВОЗМОЖНА ЛИ ОНА В ПРИНЦИПЕ

Легендарная российская семибанкирщина — не только следствие жесточайшего противостояния власти Бориса Николаевича Ельцина с оппозицией Геннадия Андреевича Зюганова, но и результат слабости власти самой по себе. Если бы Ельцин надеялся выиграть президентские выборы 1996-го без массированной поддержки средств массовой информации (или если бы эти средства не имели коммерчески выгодной возможности в 1995-м втаптывать его рейтинг ниже плинтуса), не была бы затеяна передача влиятельным бизнесменам крупных кусков государственной собственности на условиях, гарантирующих ее изъятие в случае победы Зюганова, дабы новые владельцы подперли фигуру действующего президента всеми своими деньгами и журналистами.

Знаменитейший из семерки — Михаил Ходорковский — в целом прав, утверждая: основная доля его экономии на налогах протекла через щели действовавшего закона. Но деликатно умалчивает: щели прорублены депутатами, взятыми на содержание им и его фирмой.

Более того, в преддверии парламентских выборов 2003-го Ходорковский финансировал уже не отдельных политиков, а целые партии. Если бы его не арестовали на основании еще уцелевшей части законов — в скором будущем никакое его деяние не было бы подсудным.

Михаил Борисович — далеко не первый «покупатель законов». Так, в США сразу после Гражданской войны 1861–1865 годов эта практика стала общепринятой и общеприемлемой нормой. И сопровождалась столь же безудержной, как у нас в 1990-е, монополизацией экономики. Что давало соответствующим бизнесам все больше покупательной способности.

Американскую лавину остановили два ключевых закона — антимонопольный и о лоббировании. Первый изначально нацелен против профсоюзов, но президент (1901–1909) Теодор Рузвельт развернул его в сторону, противоположную намерениям авторов. Второй же требует от бизнеса и политиков публиковать все сведения об их контактах, дабы избиратели сами решали, нужно ли им вновь голосовать бюллетенями за этих политиков и долларами за этот бизнес. Конечно, даже в таких рамках бизнес доселе контролирует основную часть американской политики. Но до беспредела 1890-х там уже далеко.

В России закон о лоббировании, разработанный по американскому образцу, заблокирован прежде всего усилиями все того же Ходорковского — и получил через коммерческие СМИ такую репутацию, что и по сей день никто не рискует компрометировать себя внесением в парламент новой его версии. Лично я уже за одно это отдал бы под суд и Михаила Борисовича, и многих журналистов, выступивших тогда по его указке.

Поборники Ходорковского, несомненно, правы, указывая, что он вовсе не уникален: его коллеги в ту эпоху творили практически то же самое. О нем я пишу подробно просто потому, что именно его дела исследованы судом, а решения суда, в свою очередь, подробно разобраны специалистами.

И его пример, и вся отечественная и мировая практика неукоснительно показывают: как только власть уходит из бизнеса, он сам становится властью. И, как правило, заметно более диктаторской. А потому в интересах рядовых граждан — включая мелкий и средний бизнес, чьи представители не могут в одиночку покупать целые партии, — не слабая или изолированная от экономики власть, а равномощная крупному бизнесу и умеющая ему противостоять. Чтобы эти две главные силы, формирующие структуру общества в целом, взаимно удерживали друг друга от прогулок по нашим головам.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.