НЫНЕШНЯЯ ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ ОБОСТРИЛА ИНТЕРЕС КО ВСЕМ — ПУСТЬ ДАЖЕ ШАРЛАТАНСКИМ И ОТДАЮЩИМ ШАМАНСТВОМ — СНАДОБЬЯМ, УПОТРЕБЛЕННЫМ ДЛЯ ЛЕЧЕНИЯ ПРЕДЫДУЩЕЙ. В ЧАСТНОСТИ, ВНОВЬ ВХОДИТ В МОДУ НЕМЕЦКО-АРГЕНТИНСКО-ШВЕЙЦАРСКИЙ ЭКОНОМИСТ ЙОХАН СИЛЬВИО ГЕЗЕЛЛЬ С ИДЕЕЙ ПЛАТНЫХ ДЕНЕГ.
В рамках выдвинутой Гезеллем концепции деньги — государственная услуга. И за право их использования надлежит постоянно платить (в уже проведенных экспериментах — путем наклейки на купюру марок, продлевающих срок ее действия). Через какое-то время использования каждая купюра приносит казне сумму, равную ее номиналу. Обычно после этого она изымается из обращения.
Эксперименты с технологией Гезелля неизменно дают впечатляющий результат. Поскольку платить никто не любит, от платных денег стараются избавиться как можно быстрее. Оборот денег (а значит, и товарооборот) ускоряется. Как следствие, регион, где введены платные деньги, выходит из общей депрессии.
Правда, ни один такой эксперимент не был достаточно долгим, чтобы оценить возможные долгосрочные последствия. Центральные банки стран, в которых вводились платные деньги, вскоре усматривали угрозу своей монополии, так что обращение новой валюты блокировалось через суд. В тех же немногих случаях, когда внешние ограничения удавалось обойти юридическими ухищрениями, экспериментаторы рано или поздно возвращались к привычным форматам.
Например, основанный в 1934 году швейцарский Кооператив экономического круга уже в 1952-м перешел к обычному кредитованию под ссудный процент. Хотя сам Гезелль — как и множество иных экономических гуру и их адептов — как раз в ссудном проценте усматривает едва ли не главное зло.
По мнению большинства любителей простых решений, ссудный процент ограничивает доступность денег и тем самым тормозит развитие экономики. А вдобавок еще и требует повышать цены на товары и услуги. В конечном счете потребность в выплате доходов по кредитам приводит к несправедливому перераспределению средств — от производителей к сторонним деятелям, заинтересованным не в развитии конкретного бизнеса, а лишь в доходе как таковом. Это, в свою очередь, принуждает и управленцев заботиться не о совершенствовании подведомственного хозяйства, а о красоте краткосрочных отчетов.
Идея Гезелля вроде бы прямо противоположна концепции дохода кредиторов. Согласно его теории вкладывать деньги в реальный бизнес следует не ради дохода, а во избежание потери денег. Ведь без движения они просто обесцениваются!
Но к почти тому же результату, что и предлагаемый Гезеллем налог на обращение денег, приводит и обычная инфляция. Она тоже постепенно обесценивает все деньги. Пусть и не до нуля, однако же в достаточной степени, чтобы поддержание их ценности оказалось невозможным без инвестирования. В разгар валютного кризиса 1970-х годов швейцарские банки даже брали — совсем по Гезеллю — плату за хранение вкладов. Ведь швейцарский франк был привязан к золоту (до 1 мая 2000 года), а все прочие валюты кризис оторвал от любых твердых ценностей.
Валютный кризис 1970-х породил небывалое дотоле явление — стагфляцию, то есть стагнацию, продолжающуюся вне зависимости от инфляции. Рецепт Джона Мейнарда Кейнса — лечить застой денежными инъекциями — впервые не дал результата.
Впрочем, сам Кейнс предвидел нечто подобное. Он предлагал изымать избыточные деньги из обращения еще до того, как они пройдут полный круг и начнут раскручивать колесо инфляции. По его мнению, одного рывка достаточно, чтобы запустить хорошо отлаженный мотор экономики.
Увы, к середине 1960-х в этом моторе накопилось слишком много шероховатостей. Поэтому политики подталкивали его непрерывной эмиссией. И экономика заглохла, невзирая на впрыскивания уже не шприцем, а брандспойтом.
Когда деньги нестабильны, никто не хочет расставаться с более надежными ценностями. Если деньги все же оказались на руках — от них стараются поскорее избавиться, купив что угодно. Цены растут быстрее, чем денежная масса. Отношение последней к товарной массе падает. Номинальная инфляция порождает реальную дефляцию. Денег перестает хватать для обслуживания потоков товаров и услуг. Приходится торговать по бартеру. Многоступенчатые цепочки взаимодействий, необходимые в развитой экономике, рвутся.
На пике кризиса, в 1976 году, Фридрих Август фон Хайек, двумя годами ранее удостоенный Нобелевской премии по экономике, выпустил небольшую книгу «Денационализация денег» (у нас она была издана в 1996-м под названием «Частные деньги»). К тому времени он уже показал: деньги — лучший теоретически возможный носитель информации, значимой для принятия хозяйственных решений, а потому любая их нестабильность перекашивает экономику. Теперь он предложил выход — конкуренцию частных эмитентов, каждый из которых вправе выпускать свою валюту, но не может копировать чужие. Как следует из исследования Хайека, свободный рынок рано или поздно уйдет от продукции нестабильных эмитентов, так что хозяйственный оборот будет обслуживаться надежными средствами постоянной ценности, а потому появится возможность формировать и осуществлять долгосрочные планы.
ПОСТОЯННОЕ ОБЕСЦЕНИВАНИЕ ДЕНЕГ ВЫНУЖДАЕТ ВКЛАДЫВАТЬ ИХ В ДЕЛО И В ТО ЖЕ ВРЕМЯ НЕ ПОЗВОЛЯЕТ РАНТЬЕ ОБРЕСТИ КОНТРОЛЬ НАД ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯМИ. И ИНФЛЯЦИЯ БЫВАЕТ ПОЛЕЗНА
Увы, переходные процессы в период отбора стабильных денег пока настолько плохо исследованы, что ни одно государство — даже наилиберальнейшее — не решилось отказаться от привилегии собственной эмиссии. Правда, национальные валюты уже конкурируют. Даже в тех местах, где закон ограничивает выбор средств взаиморасчетов, нередки оговорки в контрактах, указывающие сумму расчета в другой валюте или даже корзине валют с оплатой разрешенными средствами по курсу на момент платежа (или усредненному за некий разумный срок). Это дает хоть какой-то ориентир.
Как бы то ни было, чисто технически стабилизация валюты осуществима. Хотя бы путем возврата к полному золотому обеспечению. Скорость добычи золота столь мала по сравнению со средней скоростью развития экономики, что в первом приближении можно будет считать общую сумму денег в мире постоянной.
Когда товарная масса растет, а денежная фиксирована, всем производителям приходится снижать цены — а следовательно, и зарплаты. От этого в среднем никто не проиграет: ведь контрагентам также придется снижать цены, и любая попытка удержать их на прежнем уровне вызовет переток клиентуры к конкурентам, так что соотношения разных цен останутся примерно постоянными — как остаются таковыми при обычной ныне инфляции.
Раз цены снижаются — реальная ценность каждой денежной единицы растет — причем пропорционально росту экономики. Никакой банковский вклад не даст такого эффекта: работа самих банковских служащих небесплатна, да и прибыль для акционеров банков весьма желательна, так что часть выручки от инвестирования через банк до владельца денег не доберется.
Но если выгоду приносят даже деньги, просто лежащие в кармане, — к чему вкладывать их в дело?
Деньги — удостоверение права на получение любых житейских благ. Инвестиция же — временный отказ от этого права. Тем самым общество уведомляется: необходимо произвести другое благо, необходимое для расширения и совершенствования объекта инвестиции. Инвестор вправе рассчитывать на какое-то поощрение за содействие общему развитию — ссудный процент. Инфляция — надежный способ добиться того, чтобы владелец денег не располагал иными, кроме прибыли от инвестиций, способами извлечения выгоды.
Если прибыль вновь инвестировать, доля в бизнесе вырастет. Расхожий сюжет приключенческих романов — скромная сумма, вложенная в дело и не востребованная десятилетиями, а то и веками, превращается в фантастический капитал. Инфляция снимает и эту опасность. Что толку, если бочонок золота, вложенный, по популярной легенде, гетманом Павлом Леонтьевичем Полуботком в Банк Англии, превратился за три века в миллиарды фунтов стерлингов, если за те же века сама эта денежная единица из фунта (453,6 г) серебра превратилась в считанные миллиграммы его же!
Выходит, постоянное обесценивание денег вынуждает вкладывать их в дело и в то же время не позволяет рантье обрести полный контроль над предпринимателями. Пока лучшего средства достижения этих целей не найдено, придется нам платить кредиторам, мириться с инфляцией, заигрывать с идеями Гезелля и грустно перечитывать «Частные деньги» Хайека.
Начать дискуссию