Примитивный меркантилизм

Великий советский журналист Анатолий Абрамович Аграновский в нескольких статьях гневно клеймил примитивный меркантилизм — известную с древних времен готовность, по его выражению, сегодня сэкономить копейку, даже если завтра на этом потеряешь рубль. Он привел великое множество примеров такого поведения советских управленцев самого разного уровня. И во всех этих примерах была очевидная общая черта.

Ее, несомненно, видел и сам автор — не только мастер стиля, но и один из глубочайших аналитиков своей эпохи. Но не огласил — похоже, по цензурным соображениям. Понадеялся, что вдумчивый читатель и без указаний поймет: меркантилизм не столь уж примитивен. Копейка неизменно выигрывалась по одному ведомству, а рубль терялся по другому.

Сами управленцы понимали это и до публикаций Аграновского. Советские директора обычно стремились вести на своих предприятиях натуральное хозяйство. И не только из боязни срывов работы по причине несогласованности планов, построенных разными ведомствами. Ничуть не меньше был риск сознательного отказа смежника от исполнения какой-то работы ради более выгодной.

Более того, само разделение народного хозяйства СССР на отрасли также ориентировалось не только на специфику спектра выпускаемой конечной продукции. Не менее важным было сокращение межотраслевых перетоков полупродуктов и взаимных услуг. Так что каждая отрасль в еще большей мере, чем отдельное предприятие, тяготела к натуральному хозяйству.

Невыгоды такого замыкания очевидны. Чем крупнее производство некоторого предмета или услуги, тем, как правило, выше производительность и качество результата труда хорошо натренированных узких специалистов. Если фирма вынуждена самостоятельно вязать веники для своих уборщиц, они неизбежно окажутся дороже фирменных веников, а мести будут хуже.

Помню, в моем детстве одесские газеты гордо писали о создании завода «Центролит» для снабжения литьем всех бесчисленных предприятий одного из серьезнейших промышленных центров страны. Потом еще несколько лет те же газеты обсуждали разнообразные — и зачастую достаточно серьезные — причины задержек ликвидации множества маломощных и нередко низкокачественных литейных цехов, изрядно отравляющих курортный воздух («Центролит» стоял в месте, откуда ветер почти никогда не дует в город, — на окраине, сразу за северо-восточным поселком Котовского, вдали от пляжей). Чаще всего причиной оказывалась погоня нового предприятия за крупными сериями однотипных изделий. Повод для отказа от мелкой партии (или хотя бы для откладывания ее в долгий ящик) всегда можно найти. Между тем основная часть спектра заказов приходилась именно на мелкие партии. Разнообразие одесской продукции в советские времена кажется нынче невозможным…

Переход к рынку обосновывался, помимо прочего, возможностью карать нарушения партнерских обязательств не только выговором по административной или партийной линии (от начальника всегда можно отговориться объективными обстоятельствами), но и полновесным (в конце 1980-х, правда, заметно похудевшим) рублем. Мол, ради сохранения собственного кошелька владелец предприятия будет больше заботиться об интересах партнеров. Значит, можно без опаски отдавать непрофильные задачи на сторону. Многоступенчатые хозяйственные цепочки, в советское время по возможности замыкаемые внутри одной отрасли, должны были протянуться по множеству предприятий любой специальности независимо от ведомственной принадлежности.

Правда, становление рынка сопровождалось разрывом даже оставшихся к тому времени технологических цепочек (на фоне позднесоветского парада суверенитетов и обрушения рубля, обернувшегося массовой бартеризацией, которая исключает адекватное обслуживание многоступенчатых сделок). Это, впрочем, списали на развал общественного устройства в целом. Прославленный реформатор Егор Тимурович Гайдар в своей последней прижизненной книге «Смуты и институты» подробно исследовал причины неизбежности этого развала при любой революции. В том числе и той, где соучаствовал.

Но антиреволюционный пафос одного из крупнейших российских революционеров далеко не исчерпывает причин тогдашней массовой ликвидации хозяйственных связей. И уж подавно не объясняет, почему они по сей день не возрождаются. А их отсутствие бьет прежде всего по высоким технологиям: те обычно требуют взаимодействия десятков и даже сотен предприятий самого разнообразного профиля. Так что, пока не разберемся во всех механизмах разрыва нитей, переносящих полупродукты между точками переработки и подтягивающих услуги к месту применения, ни о каком возрождении отечественной наукоемкой промышленности (а значит, и самой науки, ибо на экспорт всегда востребуется лишь незначительная ее часть) даже мечтать не приходится.

Довелось мне в январе побывать в серьезном исследовательском учреждении, размещенном в большом офисном центре. На первом этаже центра — несколько кормилищ из популярных сетей, по ценам накрывающих практически весь диапазон возможностей обитателей здания. Есть и несколько банков, также популярных среди нынешних работников умственного труда. Хватает и всякого иного мелкого полезного сервиса. Все эти заведения слишком велики, чтобы для их рентабельности хватало тех, кто работает в центре. Поэтому обслуживают они и посетителей с улицы.

Только с улицы. Я сначала решил, что просто в спешке не заметил двери в коридоре, проходящем с тыльной стороны всех предприятий питания и прочего обслуживания. Но сотрудники учреждения подтвердили: ни в одну из сервисных точек нет входа из здания. Чтобы поесть, положить деньги на счет или получить одежду из химчистки, надо одеваться (в тот день погода, как на грех, не позволяла пробежаться от двери до двери налегке) и предъявлять пропуск.

В пропуске и дело. Раз в рестораны и банки можно войти с улицы — для прохода туда же из здания надо оснастить коридор дополнительным постом охраны. На нем нужны и терминалы проверки электронных пропусков, связанные с общей для здания системой информации о безопасности, и охранники, пресекающие попытки перескочить через турникет. А это все платное. По сравнению с арендной платой со всего здания деньги весьма скромные. Но владелец офисного центра, без сомнений, не одобрит администратора, предлагающего установить дополнительный пост и открыть доступ к сервису изнутри здания для всех работающих в нем. Не поднимать же арендную плату ради компенсации необязательного расхода!

Между тем арендаторы, скорее всего, согласились бы даже с этим подорожанием. В расчете на один квадратный метр оно практически неощутимо. Зато многократно окупается хотя бы экономией на времени перемещения сотрудников в обеденный перерыв: они, конечно, не приступят к работе раньше, зато дополнительные минуты отдыха обернутся лучшей производительностью их труда. А уж снижение риска простуды или (как в тот день, когда я все это наблюдал) падения на гололеде и подавно выгодно.

Налицо классическая ситуация, многократно описанная Аграновским. Выгадывается копейка в одном месте — теряется рубль в другом. Примитивный меркантилизм, высмеянный едва ли не в средневековье, а уж в гоголевском Плюшкине и вовсе страшный, по сей день не сдает позиций.

В советское время с ним хотя бы пытались бороться. И чиновников критиковали, и структуры взаимодействия перекраивали ради сокращения меркантилистских потерь, и даже за рынок агитировали обещанием покончить с ведомственной разобщенностью. Нынче же даже самый примитивный меркантилизм — абсолютная норма. Владельцам и арендаторам здания (не говоря уж о работающих в нем) безусловно выгодно создать дополнительный пост охраны и обеспечить доступ в обслуживающие учреждения изнутри. Но вряд ли хоть кому-то из них придет в голову сама постановка этого вопроса. Владелец не может думать об интересах арендаторов больше, чем они сами. Арендаторы же не считают возможным вмешиваться в установленные владельцем порядки, пока те явным образом не препятствуют работе.

Если рынок не научится справляться с подобными проблемами на стыках разных управленческих структур — придется признать: по крайней мере в этом отношении социализм лучше.