Насколько похожи последствия последнего кризиса и того, который российская экономика пережила в конце 90-х годов прошлого века? Есть ли у регуляторов возможность предугадывать места возникновения новых «мыльных пузырей» и заблаговременно их прокалывать? Правильно ли то, что после кризисов власти ужесточают надзор и регулирование финансовых и банковских секторов экономики? На эти и другие вопросы ответил в интервью НБЖ ректор Российской экономической школы Сергей ГУРИЕВ.
«РОССИЯ НАХОДИТСЯ В ОЧЕНЬ СЛОЖНОМ ПОЛОЖЕНИИ»НБЖ: Сергей Маратович, в своей монографии «Мифы экономики: заблуждения и стереотипы» вы в качестве одного из мифов назвали утверждение, что последний кризис закончится так же, как и кризис 1998 года. Почему, с вашей точки зрения, это миф, закончился ли уже последний кризис и есть ли принципиальные отличия между его последствиями для российской экономики и последствиями кризиса конца 90-х годов?
С. ГУРИЕВ: В узком смысле слова кризис закончился, но действительно по-другому, чем кризис 1998 года. В конце 90-х годов было огромное падение курса рубля, в этот раз все было совсем по-другому, что имело и положительные, и отрицательные последствия. Положительные - в том, что удар по экономике и по благосостоянию населения оказался куда слабее, чем во время кризиса 1998 года. ВВП сократился сильно, но удар по социальной стабильности был скомпенсирован расширением государственного финансирования.
С другой стороны, государство в результате резко увеличило свою долю в экономике страны и, похоже, не собирается оттуда уходить. И сегодня мы получаем такой размер государства, который нам очевидно не по карману. У нас бюджетный дефицит, хотя цены на нефть очень высокие, а после 1998 года ведь было понимание того, что бюджет нужно сводить с профицитом, а не с дефицитом.
НБЖ: Но есть прогнозы, что бюджет будет сведен без дефицита или даже с небольшим профицитом. При условии, конечно, что цены на нефть сохранятся на нынешних уровнях.
С. ГУРИЕВ: Думаю, что это маловероятно. Аппетиты чиновников и госкомпаний растут, так что возможно, что бездефицитный бюджет мы будем сводить уже в ближайшем будущем только в условиях среднегодовой цены на нефть на уровне 120 долларов за баррель.
НБЖ: Тем не менее политические власти страны говорят, что дефицит бюджета будет сокращаться. По-вашему, это просто декларации?
С. ГУРИЕВ: Да. Конечно, размер дефицита при среднегодовом уровне цены на нефть в сто долларов за баррель будет сокращаться. Но надо понимать, что такая цена не может удерживаться в течение длительного периода. К тому же речь идет только о текущей высокой стоимости нефти, а цены на газ, например, упали и не растут. Рано или поздно цены на нефть тоже начнут снижаться. Поэтому Россия, на мой взгляд, находится в очень сложном положении. Министр финансов Алексей Кудрин на Красноярском форуме сделал несколько алармистских заявлений по поводу будущего нашей экономики, и с ним можно только согласиться. Например, в течение ближайших 10 лет в России будут серьезные трудности с исполнением пенсионных обязательств.
НБЖ: Но пенсионный вопрос как раз сейчас пытаются решить - пока за счет увеличения налогообложения национальных компаний, в том числе и предприятий малого и среднего бизнеса. К каким последствиям для экономики в целом это может привести?
С. ГУРИЕВ: Видимо, бизнес уйдет «в тень» и экономический рост замедлится. Самое плохое, что тяжесть этих налогов ложится преимущественно на несырьевой бизнес. Потому что доля труда здесь намного выше, чем в сырьевом бизнесе.
НБЖ: Вы говорили о расширении присутствия государства в экономике. Но разве это не обычное последствие любого экономического кризиса не только в нашей стране, но и в других странах?
С. ГУРИЕВ: Да, так и есть. Но обычно после достаточно непродолжительного периода государство начинает сокращать свое присутствие в экономике. В странах с развитой экономикой именно так и произойдет. Кстати, у этих стран есть проблема, которой пока нет у России: огромный внешний госдолг. Мы пока с этим не сталкиваемся.
НБЖ: Но, по-видимому, в среднесрочной перспективе для решения своих проблем мы пойдем тем же путем и будем наращивать объем внешнего долга?
С. ГУРИЕВ: Не знаю. Мне кажется, что пока вообще ничего не делается и все идет по инерции. Но если у политической элиты хватит мужества и долгосрочной прозорливости, она начнет сокращать расходные статьи бюджета.
НБЖ: Это может вызвать негативные социальные последствия.
С. ГУРИЕВ: Да. Но надо честно объяснить людям, сотрудникам и руководителям госпредприятий, что, к сожалению, деньги закончились. И конечно, нужно продавать сами госпредприятия.
НБЖ: Вы говорите, деньги закончились. Но, скажем, золотовалютные резервы Центрального банка стабильно растут, и их объем вышел уже на докризисный уровень.
С. ГУРИЕВ: Настоящие наши запасы -это не золотовалютные резервы ЦБ, а Фонд национального благосостояния и Резервный фонд. Первый - для решения долгосрочных, в том числе и пенсионных проблем, второй - для решения краткосрочных проблем. Вот они - как раз «кубышки», накопленные российским государством на черный день. А резервы ЦБ - лишь способ управления курсом рубля, инструмент денежной политики. Поэтому не надо думать, что на эти деньги мы можем что-то купить: как только ЦБ начнет продавать золотовалютные резервы, курс рубля начнет меняться.
досье
ГУРИЕВ Сергей Маратович родился 21 октября 1971 года во Владикавказе. В 1993-м окончил Московский физико-технический институт. Через год получил степень кандидата физико-математических наук. В 1997-1998 гг. стажировался на факультете экономики Массачусетского технологического института, в 2003-2004 гг. преподавал на факультете экономики Принстонского университета. В 2002-м стал доктором экономических наук. С 1998-го работает в Российской экономической школе, ректором был избран в 2004-м. Преподает микроэкономическую теорию, теорию контрактов и экономическое развитие. В 2009-м был включен в первую сотню Кадрового резерва Президента РФ. Входит в наблюдательные советы Сбербанка, Российской венчурной компании, АИЖК и фонда «Династия».
НБЖ: Коль скоро мы начали свою беседу с недавнего кризиса, хотелось бы узнать: завершился ли он, с вашей точки зрения, для мировой экономики? И возможна ли его вторая волна из-за Европы, Китая или - в свете последних событий - Японии?
С. ГУРИЕВ: Скорее проблемы этих стран могут привести к новому кризису, чем ко второй волне старого. События в Японии - трагические и ужасные, но они как раз не говорят о том, что возможен новый кризис. Более того, как ни цинично это звучит, последствием техногенной катастрофы может стать рост спроса со стороны Японии на некоторые группы товаров - например, на металлы. И это хорошая новость для российских производителей стали.
При этом японская долговая проблема будет, конечно, еще более острой, но японский долг нельзя выплатить в любом случае. Поэтому я думаю, что как только процентные ставки повысятся, японским властям придется сказать держателям гособлигаций, что у государства нет возможности в полной мере обслуживать свои долги.
НБЖ: Им придется объявить дефолт?
С. ГУРИЕВ: Да. Но это, как я уже говорил, было неизбежным и до катастрофы.
НБЖ: То есть Япония, как бы ни развивалась в ней экономическая ситуация, все равно останется локальной проблемой?
С. ГУРИЕВ: Совершенно верно. Если же говорить о Европе, то с ней больше проблем. Думаю, что некоторые страны ЕС будут вынуждены реструктурировать свой госдолг. Но опять-таки, вряд ли из-за этого возникнет угроза распада еврозоны. Проблема с Америкой пока непонятно как будет решаться - скорее за счет роста инфляции с нынешнего уровня до, скажем, 5%. Но пока рынки в такое развитие событий не верят. Если посмотреть на финансовые инструменты, которые включают в себя инфляционные ожидания, то становится очевидным: инвесторы верят в то, что инфляция в США останется на уровне 2% в год.
НБЖ: Есть такая отложенная угроза, которую все сейчас любят упоминать, -Китай. Говорят, что эта страна - вполне реальный кандидат на роль нового глобального «мыльного пузыря».
С. ГУРИЕВ: Абсолютно верно говорят. Китай действительно имеет шансы стать «мыльным пузырем», который может надуться на китайском рынке недвижимости или на китайском рынке ценных бумаг. Беда только в том, что мы никогда не можем со стопроцентной уверенностью утверждать, что та или иная страна, тот или иной сегмент финансового рынка является «мыльным пузырем». Если бы мы знали это заранее, «мыльные пузыри» сразу лопались бы.
НБЖ: Но разве «пузыри» вообще непредсказуемы? Разве в начале 2000-х годов, когда начали бурно расти котировки высокотехнологичных компаний в США, нельзя было предсказать, что в сегменте высоких технологий надувается «мыльный пузырь»?
С. ГУРИЕВ: Смотрите сами: вот бурно растет новая отрасль, индекс Nasdaq быстро поднимается, потом стремительно начинает падать. Что произошло? Просто индекс «перерос» свой правильный фундаментальный уровень. Где был этот уровень, на какой отметке он находился? Сказать практически невозможно. Повторюсь: если бы он был известен заранее, «пузырь» сразу лопнул бы и индекс остановился бы в своем росте на оправданном уровне. Но людям свойственно верить в лучшее, и их стадное поведение приводит в конце концов к тому, что периодически на рынке надуваются «пузыри». Задача центральных банков…
НБЖ: …в том, чтобы эти «пузыри» прокалывать?
С. ГУРИЕВ: Да, в том, чтобы пытаться определить места их возникновения, сдувать «пузыри» на стадии их формирования или, как вы сами сформулировали, прокалывать их. Но это всегда трудно делать.
НБЖ: Итак, по-вашему, новый кризис все равно будет - впрочем, так считал еще Карл Маркс. Если он наступит в не очень отдаленной перспективе, то какие последствия, с вашей точки зрения, это будет иметь для России - с учетом нынешнего состояния ее экономики?
С. ГУРИЕВ: Вы знаете, в конце концов, для нас самый важный показатель - цены на нефть. Если состояние мировой экономики достаточно разумное и оно способно поддерживать цены на нефть на уровне 80 долларов за баррель, то на этом уровне Россия вполне может продержаться. Другое дело, что «горячие головы», видя, как нефть поднимается до ста долларов за баррель, начинают говорить о необходимости увеличения госрасходов. Это очень опасные предложения. Расходы как раз надо сокращать - в силу тех причин, о которых я уже говорил выше. Кроме того, по моим оценкам, в течение ближайших 10 лет цены на нефть должны снизиться. И если это снижение будет резким, конечно, у российской экономики начнутся серьезные проблемы.
Но Россия не обязана оставаться в том положении, в котором она находится сейчас. Хотелось бы надеяться на то, что постепенно наша экономика будет становиться более приватизированной, более дерегулированной, конкурентоспособной и диверсифицированной. Всего этого можно добиться - есть много стран, которые уже прошли этот путь.
«СОКРАЩЕНИЕ ДОЛИ ГОСУДАРСТВА В КАПИТАЛАХ СБЕРБАНКА И ВТБ ЛОГИЧНО»НБЖ: Но пока, как вы сами говорили, идет скорее обратный процесс: экономика становится более регулируемой и «огосударствленной». Это вполне очевидно на примере национального банковского сектора. Как вы оцениваете тенденции, идущие здесь?
С. ГУРИЕВ: Банковский сектор концентрируется. Мне кажется, что кончится все это приватизацией госбанков, просто потому что у государства заканчиваются деньги.
В такой экономике, как российская, где очень велик вес госкомпаний и очень большое значение имеет политический ресурс, выигрыш госбанков неизбежен. Они обладают некоторыми преимуществами: во-первых, монопольной властью, во-вторых, мягкими бюджетными ограничениями. То есть когда возникают проблемы, они всегда могут обратиться к государству за дополнительным финансированием. Мы видели это во время кризиса, когда государство выкупило допэмиссию акций ВТБ.
НБЖ: Но сейчас произошла продажа этого госпакета.
С. ГУРИЕВ: Да, и я думаю, что государство будет сокращать свою долю в капитале ВТБ и Сбербанка дальше. И это логично: непонятно, почему в такой момент, как сейчас, государство должно владеть банками. В период кризиса это было объяснимым и, пожалуй, резонным, сейчас, в период роста, - нет. Очень часто говорят, что если государство не владеет банками, то оно не спасет их во время кризиса. Мы видели, что это не так: и в Америке, и в России поддержку со стороны государства получили не только «госы», но и частные банки.
НБЖ: Есть другой аргумент, который приводят оппоненты идеи приватизации госбанков. Госбанки, с их точки зрения, выполняют важную социальную функцию, которую вряд ли возьмут на себя частные финансово-кредитные организации, потому что они в первую очередь заботятся о максимизации своей прибыли.
С. ГУРИЕВ: Конечно, выполнение социальной функции - важная часть работы госбанков, и как член совета директоров Сбербанка я хорошо осведомлен об этом. Тем не менее мне кажется, что социальные функции может выполнять по контракту и частный банк. В этом нет ничего страшного: государство может платить частному банку за выполнение конкретных социальных задач.
Сейчас налицо другой конфликт интересов: Центральный банк владеет контрольным пакетом акций Сбербанка. Соответственно, он заинтересован в увеличении рыночной доли Сбербанка. С другой стороны, ЦБ как хороший регулятор заинтересован в повышении конкуренции на банковском рынке. Как видите, это два противоречащих друг другу интереса. И тот же самый конфликт интересов возникает в случае с любым госбанком.
НБЖ: Я так понимаю, что пока этот конфликт решается за счет «перевешивания» одного из интересов: ЦБ как акционер больше заинтересован в росте прибыли Сбербанка, в увеличении его доли на рынке банковских услуг?
С. ГУРИЕВ: Я не имею права говорить, что происходит на заседаниях совета директоров Сбербанка. Но этот конфликт интересов возникает в ходе почти каждого такого заседания.
Что касается надзора и регулирования банковской деятельности, то после глобального кризиса регулирование неизбежно ужесточается. Но опять-таки, государству необязательно владеть банком, для того чтобы его жестко регулировать.
ПЛЮСЫ И МИНУСЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ СИСТЕМЫ СТРАХОВАНИЯ ВКЛАДОВНБЖ: Я в данном случае имела в виду даже не особое регулирование деятельности госбанков, а общее ужесточение регулирования и надзора. Вы наверняка знаете, что ЦБ сейчас работает над предложениями по увеличению ответственности топ-менеджеров и собственников банков за действия или намерения, способные привести к банкротству финансово-кредитных организаций.
С. ГУРИЕВ: Регулятор действительно обязан сделать так, чтобы мы знали, кто является собственником какого банка. И для того, чтобы узнать о сделках с аффилированными лицами, и для того, чтобы собственники и менеджеры банков, занимавшиеся неблаговидными вещами во время кризиса, никогда больше не работали в банковской сфере. Это очень важно, потому что мы увидели: для функционирования банковской системы принципиальное значение имеет наличие системы страхования вкладов. Но страхование вкладов в то же время создает moral hazard - опасность безответственного поведения со стороны некоторых участников рынка. Я могу позволить себе, как банк, собирать с людей депозиты под очень высокие проценты, потому что знаю: если я обанкрочусь, то компенсации вкладчикам выплатит Агентство по страхованию вкладов. А если не обанкрочусь, то захвачу огромную долю рынка и буду доволен жизнью. С учетом этого ужесточение регулирования вообще и ответственности собственников и топ-менеджеров за свои действия и решения просто необходимо.
Естественно, в банкротстве банка не нужно априори обвинять собственника или менеджера. Иногда банкротство - это нормальный выход из бизнеса. Но когда банк уже находится в тяжелом состоянии, а менеджеры и собственники начинают выводить активы - это уже не цивилизованное рыночное банкротство. Это просто воровство! Если вы в качестве собственника или менеджера поступаете так, значит, вы залезаете в карман к другим людям и должны нести за это ответственность.
НБЖ: Когда я обсуждала этот вопрос с другими экспертами, то обычно слышала такой ответ: с менеджерами, «залезшими» в чужой карман, все понятно, а собственники должны нести ответственность только в рамках своей доли собственности.
С. ГУРИЕВ: В случае воровства может наступить и уголовная ответственность. Повторюсь, очень важно раскрывать информацию о бенефициарах. Потому что часто менеджеры и собственники связаны, и операции, которые банк осуществляет в последние дни, - это перевод активов на счета аффилированных компаний. Все-таки необходимо учитывать, что банки - особые организации. Если речь идет о ресторане, то структуру собственности можно не раскрывать, потому что при его банкротстве другие люди не будут платить за его собственников. А при банкротстве банков именно так и получается. Поэтому и общество, и государство имеют право знать, не занимался ли тот или иной экс-топ-менеджер банка такими вещами, как вывод активов в пользу собственника.
НБЖ: Вы справедливо говорите, что вывод активов - это воровство. Но ведь есть очевидный факт: хотя такие прецеденты происходят с регулярностью, достойной лучшего применения, люди, причастные к этому, на скамье подсудимых оказываются очень редко.
С. ГУРИЕВ: Это плохо. Не знаю, связано ли это с несовершенством судебной системы или с несовершенством законодательства. С другой стороны, мы в последние годы движемся в правильном направлении: предприниматели из небанковской сферы попадают на скамью подсудимых за такие преступления довольно часто. И думаю, что и с представителями банковской сферы в конце концов будут так же поступать.
НБЖ: Вы сказали, что система страхования вкладов создает moral hazard. Может, имеет смысл как-то реформировать ее, чтобы снизить подобный риск?
С. ГУРИЕВ: Система страхования вкладов - очень важный инструмент повышения конкуренции на банковском рынке. Ее существование позволяет частным банкам конкурировать с государственными финансовыми институтами. Поэтому не думаю, что есть смысл в серьезном реформировании ССВ.
НБЖ: Во время кризиса было много дискуссий о необходимости повышения госгарантий по вкладам чуть ли не до ста процентов. В некоторых странах именно так и поступили.
С. ГУРИЕВ: Да, например в Ирландии.
НБЖ: А есть ли необходимость сделать это у нас?
С. ГУРИЕВ: Нет. Я считаю очень правильным, что у нас страхуются полностью только сравнительно небольшие вклады. Ирландия, пошедшая по иному пути, получила в результате существенный бюджетный кризис. Так что это пример, не достойный подражания. Если страхуются большие вклады, то и moral hazard возникает в большей степени. Может сложиться следующая ситуация: я владею банком и через подставное лицо - своего друга или брата - кладу большую сумму на депозит. Плачу сам себе высокие проценты, а в случае банкротства банка деньги мне возвращает Агентство по страхованию вкладов.
НБЖ: Получается, что между размером страхового возмещения и размером moral hazard есть прямая взаимосвязь?
С. ГУРИЕВ: Конечно. Но в любом случае надо помнить, что система страхования вкладов - это, с одной стороны, инструмент защиты малых и средних банков от недобросовестной конкуренции со стороны крупных игроков. А с другой стороны - эта же система создает стимулы для недобросовестного поведения. И поэтому ее нужно регулировать.
«МОНОТОННЫЙ РОСТ КОРРУПЦИИ ДОШЕЛ ДО ТЕХ ПРЕДЕЛОВ, КОГДА В РОССИИ ПРОСТО НЕЛЬЗЯ СТАЛО ДЕЛАТЬ БИЗНЕС»НБЖ: Общаясь с банкирами, я слышу, что сейчас как раз идет большой приток средств населения в банки и это создает проблему переликвидности в банковском секторе. Тем более что хороших заемщиков мало и размещать эти привлеченные средства некуда. Насколько, с вашей точки зрения, преодолима эта проблема и правы ли те, кто говорит, что уже в недалеком будущем переизбыток ликвидности может смениться ее дефицитом?
С. ГУРИЕВ: То, что вы описали, действительно проблема всех российских банков. Хороших заемщиков у нас всегда дефицит, потому что бизнес в России трудно делать, здесь плохой инвестиционный климат и права кредиторов постоянно нарушаются. К вам как к банку приходят компании и говорят: дайте денег. Но вы боитесь это делать, потому что у них непрозрачная отчетность, рискованная бизнес-модель и т.д. Поэтому, конечно, банкам тяжело работать.
НБЖ: В России и до кризиса был не лучший инвестиционный климат в мире и права кредиторов нарушались. Однако тогда банки не жаловались на дефицит заемщиков.
С. ГУРИЕВ: Знаете, за период, прошедший с момента начала кризиса, инвестиционный климат еще ухудшился. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на динамику кредитных рейтингов или на показатели оттока капитала. Предприниматели не верят, что они могут безопасно инвестировать средства в Россию. При этом речь не идет о том, что у них нет денег, -они просто предпочитают вывести их из страны.
НБЖ: Это кризис открыл им глаза?
С. ГУРИЕВ: Нет, думаю, дело в другом: монотонный рост коррупции дошел до тех пределов, когда в стране просто нельзя стало делать бизнес.
НБЖ: Неужели уровень коррупции сейчас выше, чем в 90-х годах?
С. ГУРИЕВ: Во всяком случае, он точно выше, чем пять лет назад. И потом, в первой половине 2000-х годов инвестиционный климат все время улучшался, плюс росла цена на нефть. Сейчас, хотя цена на нефть высокая, инвестиционный климат такой плохой, что люди выводят деньги. Данные по оттоку капитала в январе и феврале 2011 года подтверждают это.
НБЖ: Есть другое объяснение, почему банки избегают кредитовать всех подряд, как это было до кризиса: банкиры утверждают, что кризис многому их научил, в том числе более взвешенно подходить к оценке кредитных рисков.
С. ГУРИЕВ: Это очень хорошо. Тем более что речь идет о том, что мы скоро перейдем на международные стандарты финансовой отчетности. С другой стороны, уроки кризиса легко забываются не только в России, но и на Западе. Хороших риск-менеджеров в России не хватает…
НБЖ: На Западе, судя по истории с Lehman Brothers, - тоже.
С. ГУРИЕВ: Нет, грамотных людей, понимающих суть проблем, много и у нас, и у них, но у нас неэффективно выстроена система их мотивации. В США как раз предпринимаются шаги по реформированию этой системы.
НБЖ: Мы уже затрагивали вопрос о регулировании банковского сектора. В связи с этим вопрос: сейчас снова активизировались дискуссии о необходимости создания в России мега- или метарегулятора финансового рынка. С вашей точки зрения, есть ли необходимость в появлении у нас такого органа?
С. ГУРИЕВ: Ну, в любом случае речь идет не о появлении нового органа, а о создании его на базе двух уже имеющихся.
НБЖ: ФСФР и Росстрахнадзора?
С. ГУРИЕВ: Да. Что касается дальнейшего объединения, то я не думаю, что это реально: слишком влиятельны игроки, которые выступают против него. Впрочем, на мой взгляд, не принципиально важно, существует ли в стране один мегарегулятор или несколько регуляторов с разделенными функциями. Просто между регуляторами должна быть близкая кооперация, потому что всегда возникает ре-гуляторный арбитраж: участники рынка ищут возможности уйти в зону с меньшим регулированием.
НБЖ: Хорошо, когда между раздельными регуляторами есть кооперация. А что делать, если ее нет или какой-либо орган регулирует все виды деятельности своих «подопечных» и «пересекается» при этом с другим регулятором?
С. ГУРИЕВ: Это проблема не только российская. В США с банками и фондами - примерно та же картина.
«РОССИЙСКИЙ РЕГУЛЯТОР МОЖЕТ УСЛЕДИТЬ ЗА СОТНЕЙ БАНКОВ. ЗА ТЫСЯЧЕЙ - ПО-ВИДИМОМУ, НЕТ»НБЖ: Последний блок вопросов связан со Стратегией развития банковского сектора до 2015 года. Там много интересных моментов - например, повышение норматива минимального размера капитала банков до 300 млн рублей к 2015 году, переход от экстенсивной к интенсивной модели развития бизнеса…
С. ГУРИЕВ: Я бы не хотел комментировать слова, которые мало что означают, - экстенсивная модель, интенсивная модель… Комментировать можно, например, вопрос о повышении норматива капитала банков. Я согласен, что такое повышение желательно. Вспомним, что мы с вами уже говорили о проблеме риск-менеджмента в российской банковской системе. Почему хороших риск-менеджеров мало? В том числе и потому, что они дорого стоят и маленький банк не может позволить себе роскошь нанять такого специалиста. А значит, маленький банк не может обеспечить себе кредитный портфель хорошего качества. Чудес не бывает: большинство небольших финансово-кредитных структур не являются хорошо управляемыми банками. К тому же повышение норматива до 300 млн рублей - не такой уж большой шаг.
НБЖ: Но прогнозируется, что в более отдаленной перспективе этот норматив «дорастет» и до 500 млн рублей, и до 1 млрд рублей.
С. ГУРИЕВ: Даже миллиард рублей для банка - не такая уж существенная сумма. Да, для кого-то из участников наращивание капитала до этого уровня может стать проблемой. Но я думаю, что многие справятся с этим рубежом без затруднений.
НБЖ: Оппоненты идеи повышения норматива минимального капитала банков обычно ссылаются на США: вот, мол, есть прекрасная страна, где мирно сосуществуют то ли 20, то ли 30 тысяч банков разного размера… И никто им не устанавливает планку по размеру капитала. Почему тогда это необходимо у нас?
С. ГУРИЕВ: Хороший вопрос. Наверное, потому, что есть различия в качестве работы регулирующих структур. Наш регулятор, по-видимому, не слишком хорошо справляется с отслеживанием того, что происходит в банках. Пример Межпромбанка в этом отношении показателен, так же как и пример банков «уринской группы».
НБЖ: Такие же претензии можно, наверное, предъявить и американскому регулятору: он же недоглядел за Lehman Brothers.
С. ГУРИЕВ: Это разные ситуации. Lehman Brothers обанкротился. А в Межпромбанке были сознательно выведены активы, в банках «уринской группы» творилось вообще нечто невообразимое. Так что сравнивать то и другое некорректно. Мне кажется, проблема в том, что регулятор нашего банковского рынка просто не в состоянии следить за нынешним количеством «подопечных». За сотней банков может, за тысячей - нет.
НБЖ: То есть, с вашей точки зрения, регулятор осознает ограниченность собственных сил в этом вопросе и именно поэтому старается «ужать» рынок?
С. ГУРИЕВ: Мне кажется, да. Конечно, я могу только рассуждать на эту тему, поскольку истинные мотивы ЦБ мне неизвестны. Но возможно, что стремление уменьшить число банков путем повышения норматива размера капитала связано именно с этим.
НБЖ: А насколько справедливым представляется вам другой аргумент, который приводят оппоненты повышения норматива размера капитала? В этом случае, по их словам, снизится доступность банковских услуг для населения, поскольку с рынка в массовом порядке могут уйти региональные банки, а крупные игроки на их места не придут. Особенно в регионы, где проживает население с низким уровнем доходов.
С. ГУРИЕВ: Думаю, что эти опасения преувеличены. Давайте представим себе, что Сбербанк станет частным коммерческим банком. Он по определению будет гораздо более эффективным игроком, чем мелкий банк, издержки Сбербанка будут гораздо ниже, чем издержки мелкого банка. Так что если маленький банк может зарабатывать себе на жизнь в небольшом городке, то уж тем более это сможет сделать отделение, которое Сбербанк откроет там.
НБЖ: А почто-банк сможет? О его создании говорят в последнее время все чаще.
С. ГУРИЕВ: Почто-банк - очень хорошая идея с точки зрения повышения общественного благосостояния. Если он будет создан, то автоматически будет создан сильный конкурент для Сбербанка. Как член совета директоров Сбербанка я не могу это приветствовать, но как независимый экономист считаю такой сценарий развития событий позитивным для экономики. Вот только…
НБЖ: …он никак не создается.
С. ГУРИЕВ: Не создается, потому что уровень технологического оснащения, уровень финансовых компетенций и уровень профессионализма сотрудников Почты России пока серьезно отстает от амбиций почто-банка. Я думаю, что единственный способ что-то здесь сделать - это передать почто-банк в концессию, сразу же продать его частным банкам. В некоторых государствах пошли по такому пути, и он доказал свою эффективность.
НБЖ: То есть вы предлагаете иной сценарий создания: не государство плюс частный банк или банки, а сразу передача почто-банка в частные руки?
С. ГУРИЕВ: Да. Потому что для создания такого банка нужно вложить очень крупные средства. А сколько средств и готовы ли к этому частные игроки, мы сможем узнать только выставив проект на честные торги.
Начать дискуссию