В 2011 году Россия и остальной мир ждали и готовились к худшему — новым обвалам в экономике, новому кризису или «второй волне» старого. Особенно усилились эти ожидания осенью, после очередного обострения греческих долговых проблем и падения на мировых фондовых рынках. Однако в итоге не случилось ничего — ни хорошего, ни плохого. В общем, в очередной раз подтвердился тезис, что аналитики прекрасно предсказывают кризисы — примерно девять из пяти случившихся.
Ничего ужасного за год не стряслось и в российской экономике. Иллюстрация — динамика курса рубля. Начинали год с отметки в 30,6 руб. к доллару и 39,6 руб. к евро. Восемь месяцев держались примерно на этом уровне, хотя аналитики соревновались в прогнозах по поводу падения национальной валюты к концу года. В конце сентября курс действительно подскочил до 32,46 руб. к доллару и 43,45 руб. к евро, но вскоре валюты вернулись к привычным для себя цифрам.
В 2011 году российская экономика росла стабильно, хотя и медленно. Эффект низкой базы после обвала 2008–2009 годов мы уже отыграли раньше, и в текущем году не наблюдалось ни бурного роста, ни новых падений. Прогнозы относительно роста ВВП в 2011 году для России в среднем сулили около 4%. Разброс был в целом невелик: от 3,6%, которые обещали самые пессимистично настроенные аналитики, до 4,6%: таким был, в частности, прогноз Европейского банка реконструкции и развития. Умеренно-стабильным оказался также рост валютных резервов России. На начало года они составляли $443 млрд, а к октябрю достигли $515 млрд.
Разумеется, сильнейший за последние три десятка лет спад не может не иметь долгосрочного экономического эффекта. Однако в 2011 году в основном перестали дискутировать, какую форму примет дальнейшее экономическое развитие: V-, U- или W-образную. Чаще говорили о сценарии L-образной стагнации — медленном восстановлении экономики после резкого падения ВВП и промышленного производства в 2008 году. Основное обсуждение сфокусировалось на том, насколько продолжительной окажется «стагнационная пауза». Похоже, что в тактическом плане наследие обвала 2008–2009 годов более или менее преодолено в значительной части секторов экономики. Но и мощного роста не наблюдается.
Наиболее остро предчувствия кризиса терзали представителей банковского сектора. Самые пессимистические прогнозы утверждали, что «вторая волна» кризиса нанесет российской финансово-кредитной системе гораздо более существенный урон, чем первая. По итогам первой санировано всего пятнадцать банков из тысячи с лишним существующих. Предполагалось, что новый раунд «банковской паники» может стать роковым для 10–15% банков, и к такому сценарию все готовились. Но ничего, кроме некоторого роста напряженности осенью 2011 года, не произошло. Героически готовились к худшему и все остальные разумные участники хозяйственной деятельности: сокращали издержки, оптимизировали бизнес-процессы, повышали эффективность бизнеса.
Но вот руководители стран Евросоюза проводят одни за другими переговоры, саммиты по спасению Греции, выделяют огромные средства и списывают половину госдолгов — и похоже, что катастрофического сценария развития событий удалось избежать. И фондовые рынки уже вроде бы не лихорадит: к ноябрю там можно было наблюдать стабилизацию и рост.
В России в целом тоже никаких «сверхпроблем» не наблюдалось. Однако и большинство позитивных возможностей пока не было реализовано. Это не удивительно: похожие ситуации были характерны для многих стран. Большие экономики весьма инерционны.
К цикличности экономики нужно привыкать так же, как к смене времен года. Пришла зима — надевай заготовленные валенки и телогрейку, но помни, что холода — это не навсегда. У тех, кто переживает цикл «зима — весна — лето — осень» в первый или второй раз, с непривычки при очередном наступлении холодов может возникать повышенная нервозность, иногда на грани истерики. Отсюда и общественная потребность в страшилках про уникальность кризисных «заморозков», не имеющих аналогов, про козни зловредной мировой «закулисы» и т. д. Везде, где есть рыночная экономика, общество проживало это многократно — каждые десяток лет на протяжении нескольких столетий. Обычный человек за 50 лет своей активной сознательной жизни должен быть готов столкнуться с циклическими экономическими «заморозками» не менее пяти–семи раз.
Небольшие изменения в экономических процессах накапливаются постепенно, и новые виды кризисов, требующие качественно иных решений, возникают раз в несколько десятилетий. Тогда и происходят наибольшие потрясения, требующие модернизации преобладающих парадигм государственного регулирования и экономического поведения. Возможно, нынешняя ситуация таковой и является, а возможно, что и нет. Обычно это становится понятно по прошествии нескольких лет с момента острой фазы кризиса.
Кризисы последних десятилетий, несомненно, включают некоторые черты, не свойственные им полувеком ранее. Но информации для выводов еще не накопилось. Сегодня именно потому и поминают Великую депрессию 1929–1933 годов, что во всех следующих кризисах экономика и выработанные механизмы ее регулирования справлялись с ситуацией. Каждый очередной кризис, а их было великое множество, оставался лишь в истории и памяти теоретиков. Малое исключение — кризис 1970-х годов, единственный с серьезной материальной основой. За несколько лет цена на нефть увеличилась почти в десять раз! Острая фаза переваривания новой реальности заняла тогда пару лет, еще столько же — борьба с последствиями такой «нефтяной шоковой терапии».
Любой кризис имеет и положительные моменты. Конечно, как и болезни, ему нельзя радоваться. Тем не менее это еще и возможность улучшить экономику страны. Многие предприятия, да и страны в целом становятся чуть «умнее» и опытнее и стараются не допускать прошлых ошибок.
Вот и мы когда-нибудь — уже лет через пять–десять — при наступлении очередного циклического кризиса станем реагировать гораздо спокойнее. Хотя, конечно, все равно историческая память будет пугать нас «призраком» Великой депрессии, но ощущения надвигающегося тотального экономического апокалипсиса у большинства уже не будет. А многим экспертам — авторам экономических «страшилок», написанных осенью 2008 года, — уже, наверно, и самим смешно от своих тогдашних прогнозов.
Начать дискуссию