Новый 2012 год российская экономика встречает под знаком победившего госкапитализма. Сегодня государство прямо или косвенно контролирует до 50% экономики, а основой успешного бизнеса для многих компаний стали отношения с исполнительной властью на федеральном и региональных уровнях.
Дмитрий Медведев, судя по его последним высказываниям, прекрасно понимает, что, несмотря на удобство госкапитализма для «ручного управления» экономикой, в долгосрочной перспективе он губителен для развития страны. Удастся ли России вновь «перезапустить» приватизацию, учитывая шлейф негативных эмоций, связанных с этим понятием, который тянется со времен Приватизации 1.0?
«Сюрприз» для президента
Президент России Дмитрий Медведев очень не любит попадать впросак. Однако именно в таком положении он оказался в конце октября 2011 года на заседании Консультативного совета по созданию в России Международного финансового центра (МФЦ). Тогда из выступления председателя совета директоров Blackstone Group Стефана Шварцмана он узнал о том, что доля госрасходов в российском ВВП превышает 40%. «Я не знал об этой цифре, — не скрывал удивления Медведев. — Тогда доля государственных расходов у нас выше всех среди стран БРИКС, почти вдвое выше, чем в Китае. Если это действительно так — это, конечно, повод призадуматься, потому что такой статистики у меня не было».
Для экспертов цифра в 40% новостью не явилась — таковой для них стало скорее то, что ее не знает президент. Согласно «Стратегии-2020», разработанной Высшей школой экономики и Академией народного хозяйства по поручению Белого дома, с 2004 по 2007 год «доля государства в капитализации фондового рынка выросла с 24% до 40%, а в 2009-м, возможно, достигла 50%». К таким печальным цифрам, по мнению составителей «Стратегии-2020», привела сама логика развития приватизационных процессов в России последних двадцати лет. «На них без слез не взглянешь, — комментирует замдиректора Фонда социально-экономических исследований Владимир Кох. — Приватизация по-российски — прекрасный пример того, как благими намерениями может быть выстлана дорога в ад».
Хождение по мукам
Давайте освежим в памяти последовательность процесса, запущенного в нашей стране двадцать лет назад.
История приватизации в России действительно схожа со страшной сказкой на ночь. Ее первый этап получил название «малой приватизации» (неофициально ее окрестили «ваучерной») и предполагал передачу в частные руки десятков тысяч магазинов, ресторанов, служб быта и других предприятий. «Процесс пошел» 5 июня 1992 года, когда был принят в новой редакции Закон о приватизации. Тогда каждый житель страны получил ваучер номинальной стоимостью 10 тыс. рублей, который он мог продать, обменять на акции своего предприятия или вложить в акции чековых инвестиционных фондов (ЧИФов). В итоге 25 млн россиян предпочли ЧИФы, 40 млн инвестировали ваучеры в акции различных предприятий, а около 30% владельцев ваучеров их продали. Последние в конечном счете больше всех и выиграли от первого этапа приватизации, так как многие ЧИФы обанкротились, а большинство ваучеров «попало» на экономически неэффективные компании и не принесло их владельцам почти ничего. Всего в период 1991–1994 годов было приватизировано 112,6 тыс. предприятий. К концу 1994 года в большинстве регионов России процесс «малой приватизации» фактически завершился.
Следом начался этап приватизации большой, когда планировалось значительно пополнить госбюджет за счет продажи пакетов акций крупнейших компаний страны — в форме печальной памяти залоговых аукционов. В целом вырученные средства от продажи акций двенадцати крупнейших предприятий страны составили $886 млн. «Это мало, преступно мало, — не скрывает эмоций старший научный сотрудник Института макроэкономического анализа Алексей Константинов. — Государство фактически за бесценок лишилось доходнейших активов, хотя, если бы к торгам были допущены иностранцы, продать их можно было значительно дороже». В доказательство своих слов эксперт приводит следующий пример: осенью 1995 года во время одного из залоговых аукционов Лукойл выкупил 5% акций своей компании за $35 млн, а несколькими месяцами ранее американская нефтяная компания Arco купила 6% акций Лукойла за $250 млн. «Из всех залоговых аукционов разве что акции «Норильского никеля» были проданы по более или менее реальной цене, хотя и она была в 6 раз меньше, чем на открытом рынке полтора года спустя, — говорит старший аналитик ИК «Развитие» Анатолий Говоров. — Продажа же акций нефтяных компаний была чистым надувательством: их рыночная стоимость всего через полтора года после аукциона оказалась выше в 18–26 раз».
Третий этап приватизации получил наименование «точечного»: Федеральный закон от 21 декабря 2001 года «О приватизации государственного и муниципального имущества» поставил этот процесс на плановую основу. Правительство России ежегодно утверждает прогнозный план приватизации и ежегодно представляет отчет о его выполнении в Госдуму. «На бумаге все выглядело замечательно, — вспоминает президент Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) Александр Шохин. — Однако регионы и отдельные ведомства достигли невиданных успехов в снятии с продажи объектов из «приватизационного» перечня, мотивируя это то плохой рыночной конъюнктурой, то угрозами социального взрыва в регионах. Например, план приватизации 2007 года был выполнен на 45%, 2008-го — на 60%». Еще больше усугубилась ситуация в кризис, когда сотни компаний по всей стране благодаря финансовой помощи государства прямо или косвенно перешли под его контроль. «В результате сегодня мы и имеем ситуацию, когда Россия является собственником имущества более
3,6 тыс. ФГУПов и акционером свыше 3 тыс. акционерных обществ, а в целом доля государства в экономике достигает 40–45%», — резюмирует Владимир Кох.
Кремль спешит на помощь
У любого западного экономиста, воспитанного на идее минимального вмешательства государства в экономику, подобные цифры способны вызвать инфаркт. Однако многих представителей российского делового сообщества подобная ситуация вполне устраивает, ведь она дает возможность использовать в интересах собственного бизнеса пресловутый «административный ресурс» и политическое влияние. Например, целый учебник по этому поводу может написать глава Русала Олег Дерипаска. С лета 2007 года и до начала кризиса его структуры приобрели «неалюминиевых» активов (в том числе «Русснефть», «Трансстрой» и блокпакет «Норильского никеля») на сумму около $12 млрд, причем в основном за счет заемных средств. Осенью 2008-го из‑за финансового кризиса и двукратного падения мировых цен на алюминий у компании образовался гигантский долг в размере $16 млрд. И тогда на сцене появился едва ли не единственно возможный для Дерипаски спаситель — государство, которое через ВЭБ перекупило долг Русала по «Норникелю» перед западными банками в размере $4,5 млрд. А когда в 2009 году традиционно жесткий к должникам Альфа-Банк подал иски о банкротстве ключевых предприятий группы — Красноярского алюминиевого завода и СУАЛа — государство вновь пришло на помощь: кредит Русала на $90 млн выкупил Сбербанк. В конечном итоге крупнейшим держателем залогов алюминиевого холдинга (блокпакет «Норникеля», а также по 25% Братского и Красноярского алюминиевых заводов) оказалось государство. Однако самого владельца Русала подобное положение дел, похоже, не слишком волнует. «А в самом деле, чего ему суетиться, — комментирует Алексей Константинов. — Нахождение акций в залоге у госбанков означает лишь то, что Дерипаска не может их самостоятельно продать, а делать этого он не хочет: не случайно тот же блокпакет «Норникеля» он не стал продавать даже в самом «черном» для себя 2009 году. Получать же прибыль по акциям, находящимся в залоге у государства, ему ничего не мешает».
Пример Русала убедительно показывает, почему предпринимательское сообщество прилагает все мыслимые и немыслимые усилия для того, чтобы настроить правильные отношения с государством. Причем на всех «этажах» бизнеса. С той только разницей, что на несколько уровней ниже методы работы с властями предержащими могут выглядеть куда комичнее. Как рассказали «Бизнес-журналу» в РСПП, оригинальный ход предприняли в 2008 году представители одного из домостроительных комбинатов Краснодарского края: во время приема в краевой администрации вручили курирующему строительную отрасль чиновнику… его собственную родословную. И не простую, а уходившую корнями в XIV век, к освободителю Руси от монголо-татарского ига Дмитрию Донскому. Говорят, это «фамильное древо» сегодня висит на стене кабинета чиновника рядом с портретом президента, а предприимчивые владельцы домостроительного комбината получили выгодный заказ на строительство социального жилья. В другом случае (эту историю тоже смакуют в РСПП) бездну креатива проявил один из федеральных ритейлеров, когда ему понадобилось войти на рынок Новосибирска. Представители ритейлера «взяли в оборот» дочку крупного чиновника администрации, которая считала себя поп-звездой. Ее устроили в поп-группу и пообещали помочь «завоевать» Москву — разумеется, если она будет влиять на папу в нужном направлении. Учитывая, что сегодня у ритейлера в Новосибирске и области работает не один гипермаркет, затея удалась на славу.
«Ручник» для бизнеса
«Государство для многих компаний сегодня фактически превратилось едва ли не в единственный источник получения прибыли, — комментирует Анатолий Говоров. — Если во всем мире власть подстраивается под бизнес, то в России, как правило, наоборот». Форматов взаимодействия множество: тут и развитие бизнес-отношений с властью по приоритетным направлениям ее политики, и вхождение в спонсируемые государством проекты в различных сферах политики, и вознаграждение бизнеса через предоставление доступа к государственным ресурсам — связям в министерствах и ведомствах, госимуществу, субсидиям, грантам или налоговым льготам.
Впрочем, далеко не все видят в высокой степени огосударствления экономики тотальное зло, указывая на плюсы подобной системы. И они действительно есть. Взять хотя бы пример Сингапура, который занял первое место в октябрьском рейтинге Всемирного банка и Международной финансовой корпорации по удобству и качеству ведения бизнеса — и вместе с тем никогда не стремился к особой «демократии» в деловой среде.
— Главное преимущество высокой доли государства в экономике — это прежде всего возможность проводить четкую политику по управлению активами, что особенно ценно в кризисные времена, — полагает тесно сотрудничающий с Комитетом Госдумы по экономической политике и предпринимательству экономист Михаил Шевелев. — Если частный бизнес может бороться с экономическим спадом в варианте «кто в лес, кто по дрова», то бизнес государственный подчиняется некой «генеральной линии партии» по поведению в непростой ситуации. И если решения приняты правильные, то консолидированная стратегия игроков рынка может оперативно привести к хорошим результатам.
Отчасти согласен с коллегой и Алексей Константинов:
— В теории «ручной» режим управления экономикой хорош, когда у государства существует четкий и внятный план по управлению активами. В таком случае система может оперативно реагировать на вызовы рынка, быстрее принимать решения. Но и цена ошибки здесь серьезно возрастает. Если «наверху» примут неправильные решения, то последствия для экономики в целом будут катастрофическими. Если же доля государства на корпоративном рынке минимальна, то из-за неправильных решений пострадает одно конкретное предприятие, а не целая отрасль.
Насколько полезным бывает огосударствление экономики, прекрасно иллюстрирует случай, который произошел осенью 2009 года в Томске и о котором обозревателю «Бизнес-журнала» также рассказали в РСПП. К тому времени городская администрация уже несколько лет «воевала» с местным асбестовым заводом, своей деятельностью серьезно нарушавшим экосистему региона — например, сливая в один из притоков реки Томи отравленные химикатами отходы. До кризиса завод, работавший «на всю катушку», просто не обращал внимания на многочисленные штрафы и пени: его руководство практично считало, что лучше потратить небольшие деньги на штрафы, чем большие — на переоборудование, которое к тому же приведет к простою производственных мощностей. В кризис завод, как и многие предприятия области, встал, более тысячи работников оказались перед угрозой увольнения. В сложившейся ситуации руководство области поступило мудро — предложило заводу помощь в виде муниципальных заказов (35% предприятия находилось в собственности Томска), но только в обмен на установку фильтров, очистителей и другого экологического оборудования. В результате и волки остались сыты, и овцы целы: благодаря помощи администрации завод дотянул до посткризисного восстановления рынка, а Томск решил давнюю проблему загрязнений.
Не подмажешь — не поедешь
Впрочем, в общероссийском масштабе ситуация с томским асбестовым заводом — скорее исключение, чем правило. Тем более что одно из главных следствий огосударствления экономики — в том, что все деньги вкладываются не в развитие новых направлений и внедрение инноваций, а в «подмазывание» всевозможных чиновников. По данным Всемирного банка, в 2010 году объем взяток в России составил 48% ВВП (21,6 трлн рублей!), а к концу 2011 года эта внушительная цифра может увеличиться еще на 15–20%. Расчеты МВД подтверждают эти выводы. Как сообщил в минувшем октябре заместитель главы ведомства Сергей Булавин, средний размер взяток, которые фигурируют в делах, расследуемых его ведомством, неуклонно растет и в октябре 2011-го достиг 250 тыс. рублей (рост в 2,5 раза по сравнению с 2009 годом), а при особо опасных крупных преступлениях — 1,5 млн рублей (в 2010-м эта цифра составляла 1,2 млн). В Москве же, по словам председателя Национального антикоррупционного комитета Кирилла Кабанова, средний размер взятки в 2011 году и вовсе разменял сумму в $3 млн.
Другая сторона медали — это постоянно возрастающие расходы , скажем, не на специалистов по маркетингу и директоров по инновациям, а на GR-департаменты. Например, сегодня в штате такого подразделения Русала состоит около 80 человек, а его годовой бюджет, по неофициальным данным, превышает $5 млн. «Сегодня практически в каждой крупной компании работают бывшие чиновники, — констатирует ведущий эксперт Центра политической конъюнктуры России Дмитрий Абзалов. — У крупных компаний, таких как Русал и МДМ Банк, это Александр Лившиц и Олег Вьюгин соответственно, у региональных игроков — бывшие чиновники обладминистраций. Бюджеты на их содержание колоссальны, но бизнес считает подобные траты оправданными: они помогают добиться получения выгодных государственных заказов и подрядов, а также «навести мосты» с администрациями регионов, налоговыми службами, МВД и другими важными органами».
Еще два прямых следствия огосударствления экономики и «замораживания» приватизации — это замедление темпов внедрения инноваций и снижение конкурентоспособности. Так, в сентябре Всемирный экономический форум (ВЭФ) опубликовал очередной ежегодный отчет по глобальной конкурентоспособности стран в 2011–2012 годах, в котором анализируются 142 экономики по 12 параметрам — от инфраструктуры до уровня образования. Состояние экономики РФ в «общем зачете» оказалось худшим среди стран БРИК. За год Россия опустилась сразу на 3 позиции, до 66-го места (Китай — 26-я позиция, Бразилия — 53-я, Индия — 56-я), причем подобное снижение оказалось во многом вызвано ухудшением конкурентной среды для компаний и инновационного потенциала.
Так что же уместнее для России: продолжать откладывать приватизацию «в долгий ящик» и наращивать долю государства в национальной экономике — или начать масштабную программу распродажи госактивов? «Конечно, нынешнюю экономическую политику государства нельзя назвать полностью порочной, — полагает Владимир Кох. — В конце концов, во многом именно она позволила России относительно безболезненно преодолеть кризис. Однако надо понимать, что даже в лучшем случае — при условии сохранения высоких цен на нефть — «заморозка» приватизации повлечет застой в брежневских традициях. Ни к чему новому, передовому, инновационному огосударствление экономики привести априори не может». Согласен с коллегой и Анатолий Говоров: «Дмитрий Медведев не устает говорить, что России нужен прорыв, что нам нужно активно развивать новые технологии и внедрять инновации. Однако без приватизации, какие бы негативные ассоциации в обществе ни вызывало это слово, всего этого не добиться». По мнению эксперта, чиновник на то и чиновник, чтобы «охранять» и «сохранять» госсобственность, а не развивать ее. «Такой задачи у него просто нет, с этим может справиться только частный собственник, перед которым стоит дилемма: если не будешь развиваться и внедрять инновации, то тебя просто проглотят конкуренты», — резюмирует Анатолий Говоров.
Рискнуть? По крайней мере хорошая стартовая база у нашей страны есть. В частности, по словам партнера Strategy Partners Group Алексея Праздничных (именно он руководит исследованиями ВЭФ в России), у России есть три фундаментальных преимущества по сравнению с конкурентами — объем рынка, базовое образование и природные ресурсы. Все это в перспективе позволяет говорить о возможном стабильном росте экономики. «При решении таких базовых проблем, как коррупция, излишнее госрегулирование и снижение конкурентоспособности, Россия может войти в тридцатку лучших стран по версии ВЭФ уже к 2030 году», — отмечает эксперт. Однако в любом случае принципиальное решение о «перезагрузке» приватизации останется за Владимиром Путиным, который — и в этом мало кто сомневается — вернется в свой кремлевский кабинет в 2012 году. А он, в отличие от своего «сменщика» Дмитрия Медведева, громких слов о необходимости продажи госактивов пока не произносил.
Начать дискуссию