В прошлом году в России на федеральном уровне появилась своя кластерная политика, в этом — должны появиться деньги на поддержку и развитие «территорий инновационного роста» в регионах. Теперь осталось только прояснить вопрос, можно ли создавать инновационные кластеры усилиями «сверху» — или же их не сеют, не жнут, а они прорастают сами.
Кандидат физико-математических наук Юрий Жук любит вспоминать, как он угодил в Оксфордский кластер, в котором работает до сих пор. Приехал в Великобританию на венчурную ярмарку в конце 1990-х, сделал презентацию своей разработки — и к нему тут же подошел патриарх британской венчурной индустрии Люсиус Кэри, чтобы обсудить инвестиционную сделку. Все решилось быстро; единственным дополнительным условием Кэри было — чтобы компания базировалась не далее сорока миль от Оксфорда, то есть менее чем в часе езды на машине. Сейчас Юрий Жук — соучредитель и технический директор успешной хайтек-компании HardideCoatings, специализирующейся на создании сверхпрочных износостойких покрытий. А Оксфордский кластер, как он разобрался впоследствии, во многом порождение Люсиуса Кэри, его «принципа сорокамильной зоны» и не прекращавшегося на протяжении нескольких десятков лет подвижничества. С начала 1980-х годов Кэри создал в Оксфордшире 11 венчурных фондов и инвестировал в две сотни компаний. Важный ингредиент этого инновационного бульона, разумеется, — один из лучших университетов мира. Кластер получился со специализацией на биофарме, электронике и композитных материалах. И разработка Жука тут пришлась ко двору: здесь были дополняющие технологии и специалисты, просматривались местный спрос и возможности встроиться в уже существующие технологические цепочки. «Роль личности в создании кластера на примере Оксфорда очень хорошо видна, — говорит Юрий Жук. — Но было бы ошибкой считать, что достаточно назначить «руководителем» кластера хорошего ученого, финансиста или чиновника — и все получится. Если уж и назначать кого-то — то неформального лидера».
Феномен концентрации на ограниченной территории компаний одной отрасли или образующих единую производственную цепочку исследовал и впервые назвал «экономическим кластером» гарвардский профессор и экономист Майкл Портер еще в 1980-е годы1. Кластеризацию он определил как один из важнейших способов повышения конкурентоспособности бизнеса за счет оптимизации производственных цепочек. При этом резиденты одного кластера находятся друг с другом в сложных отношениях: с одной стороны, налицо элементы симбиоза и разделения труда, с другой — конкуренция и соперничество.
В советскую эпоху в нашей стране плановым образом было создано немало промышленных кластеров (тогда их называли «территориально-производственными комплексами» — ТПК). Однако к инновационным кластерам, похоже, планово-приказной порядок формирования вообще неприменим. Так или иначе, по словам заместителя исполнительного директора Ассоциации инновационных регионов России (АИРР) Антона Чуклина, при реализации программы создания кластеров, помимо поддержки «сверху», обязательно должна присутствовать инициатива местного бизнес-сообщества.
Пятью пять
Ровно год назад премьер-министр РФ утвердил перечень из 25 отобранных по конкурсу территорий, на которых при поддержке государства будут формироваться «инновационные территориальные кластеры». Денег на это из федерального бюджета поначалу предполагалось отпускать по 5 млрд рублей в год на протяжении пяти лет. Однако впоследствии сумма уменьшилась до 1,3 млрд. Но и эти деньги государство собирается выделять с важной оговоркой: сам регион должен подтвердить значимость кластера для территории не только на словах, но и на деле — путем софинансирования из своего бюджета.
Деньги, если делить на всех, небольшие. Поэтому избранных поделили на две группы: 13 кластеров могут претендовать на прямую финансовую помощь, остальным достанется нефинансовое вспомоществование. Минэкономразвития рассчитывает, что свою лепту в поддержку развития кластеров внесут другие министерства, а кроме того, какое-то финансирование можно привлечь в рамках федеральных целевых программ (например, ФЦП по развитию инновационной инфраструктуры). По словам Артёма Шадрина, директора департамента инновационного развития Минэкономразвития РФ, все 25 территорий должны стать приоритетными в реализации непрограммной части федеральной адресной инвестиционной программы. «Речь идет о том, чтобы проекты, значимые для развития регионов, получили синергетический эффект от работы всех программ поддержки, существующих в различных министерствах, — говорит Андрей Введенский, директор департамента развития инфраструктуры ОАО «РВК». — Необходимо вдохнуть жизнь в те территории, которые сохранили свой потенциал со времен СССР, и обратить внимание на те, что начали развиваться в последние десятилетия».
Кластерная политика развития лежит в русле большого тренда — децентрализации экономики страны. «Когда стало понятно, что экономические ресурсы ровным слоем на всю страну не распределить, — добавляет Андрей Введенский, — возникла потребность определить точки роста, вокруг которых по отраслевому или же региональному признаку могли бы формироваться конкурентные компетенции».
С точки зрения государственного управления с кластером как макроэкономической единицей гораздо легче иметь дело, чем с разрозненными игроками (конкретными предприятиями, НИИ, вузами), требующими иногда точечной поддержки: можно сразу думать о развитии целых территорий, их жесткой и мягкой инфраструктуре. При единственном условии, что кластер — не полностью искусственное образование, которое придумано, чтобы получить бюджетные средства под «модную тему».
Эксперты аналитического центра МСП Банка в конце прошлого года проанализировали2 заявки, которые российские территории — кандидаты на поддержку государства — представили на конкурс Минэкономразвития (всего их было 94).
Большую часть образований (включая отобранные в итоге 25), по их мнению, в лучшем случае можно назвать «протокластерами», а не «кластерами», если исходить из классической дефиниции.
Да и сами участники «списка двадцати пяти» соглашаются, что называть их кластерами можно пока с большой натяжкой. В основном в наличии лишь некоторое ядро, вокруг которого развивается какая-то инновационная активность по коммерциализации технологий. Таким ядром может выступать вуз, научный центр или крупное наукоемкое предприятие. Характерный пример кластера, который формируется вокруг большой науки, — Биотехнологический инновационный территориальный кластер Пущино. Этот город — уже вполне сложившийся научный бренд, признаваемый во всем мире центр биотеха, где компактно проживают примерно 30% ученых, специализирующихся в этой области. Потенциал такого ядра очевиден, однако у этой территории есть ограничения: на ней нельзя развивать производственные компании, поскольку город расположен на территории заповедника. Свое развитие этот кластер видит в экстерриториальности. «Мы пошли путем регионального зондирования, — объясняет Елена Румянцева, директор НП «Биотехнологический кластер Пущино». — Планируем открывать свои филиалы в регионах». Самому же Пущину в этих планах отводится роль центра НИОКР для всего кластера.
Генеральный директор казанского технопарка «Идея» Сергей Юшко считает, что фундаментом инновационного кластера должно выступать крупное предприятие. «Ядром может быть только хозяйствующий субъект, за которым стоит рынок, — уверен он. — А университет — это один из важных элементов кластера, который обеспечивает территорию кадрами и добавляет ей конкурентоспособности. Хотя, конечно, бывают исключения, когда университет выступает самоценным ядром. Например, Оксфорд, в котором сконцентрировано большое количество образовательных денег».
В любом случае кластер — это не только ядро, но и обширная «периферия», состоящая из множества компаний малого и среднего бизнеса. Сравнение инновационного кластера с тропическим лесом, которое используют некоторые зарубежные исследователи, неслучайно: здесь должно быть огромное видовое разнообразие различных «зверей», обитающих на различных «этажах» экосистемы. Только при этом условии возникает саморегулирующаяся и самовоспроизводящаяся среда.
Самородки
По мнению экспертов, единственное, чего категорически нельзя делать, — это создавать кластеры на пустом месте — там, где бизнес-инициативы подменяются инициативой чиновников. И в этом смысле показательны наблюдения участников конкурса Минэкономразвития: на защиту заявок приезжали в основном чиновники, а многие проекты составлялись профессиональными консультантами, и это сразу бросалось в глаза. «По-настоящему выстраданных, «самопальных» проектов было меньшинство, — говорит Ирина Травина, председатель совета директоров ассоциации «Сибакадемсофт» («Инновационный кластер информационных и биофармацевтических технологий Новосибирской области»). — Но, говорят, именно их читать было интереснее всего».
Новосибирский кластер — один из немногих в стране, сложившийся самопроизвольно, исходя из потребностей самих рыночных игроков ИТ-сектора. Исполнительный директор АИРР Иван Бортник так описывал логику его формирования в интервью «Бизнес-журналу»: «Компании постепенно развивались, некоторые превратились в средний бизнес, стали испытывать кадровый голод. Пришли в местные университеты: «Давайте, готовьте нам специалистов! Не знаете как? Давайте мы вам поможем сделать учебную программу! Давайте свою кафедру у вас откроем!» Началась системная подготовка кадров, крупные игроки в кластер стали подтягиваться. Знаете, как там говорили? «Хорошо, что сверху никто не знает, — не мешают!» Достигнутый на сегодня результат уже впечатляет: вклад ИТ-кластера в валовый региональный продукт Новосибирской области — почти 10%.
Управляет кластером некоммерческое партнерство, которое появилось еще в 2001 году. Поначалу, признается Ирина Травина, все напоминало какой-то клуб по интересам, который собрался на территории Академгородка. «И только два года назад мы поняли, что действительно идем в сторону кластера, — говорит она. — Компании созрели для кооперации, начали появляться примеры создания «цепочек добавленной стоимости» — с участием двух–трех и более компаний, которые объединялись для крупных проектов». Руководители ИТ-компаний осознали, что сообща они могут получать и выполнять проекты, с которыми по отдельности не справилась бы ни одна из них. Проблема отрасли, которая также объединила игроков, объясняет глава кластера, заключается в том, что чуть ли не 70% ИТ-рынка сконцентрировано в Москве, там же работают и крупные системные интеграторы. «Эти компании не занимаются разработкой продуктов: проект дробится на части и отдается на аутсорсинг в регионы, — говорит Ирина Травина. — Поэтому мы создали своего интегратора, который будет добывать крупные заказы для всего кластера. С одной стороны, созданная компания позволит зарабатывать участникам кластера, с другой — до половины полученной прибыли, согласно нашей договоренности, мы будем пускать на развитие кластера». Интегратор пока делает самые первые шаги, и на первом же проекте столкнулся с целым пластом организационных проблем: внутренняя конкуренция, необходимость определить правила игры, сроки выполнения работ и т. д. Однако главное — это то, что у резидентов кластера есть прекрасный коммерческий стимул решать все эти проблемы. Впрямую копировать удачные примеры невозможно, ведь все зависит от особенностей территории. Поэтому потребности кластеров даже одной и той же специализации могут заметно разниться. «Например, если взять биофармацевтическую отрасль и посмотреть на различные региональные кластеры, мы увидим совершенно разные модели, — говорит Александр Назаров из Кластера медицинской, фармацевтической промышленности, радиационных технологий Санкт-Петербурга. — К примеру, в Калуге основной целью кластера является привлечение профильных инвесторов, поэтому там значительную роль играют региональные власти, а основной функцией кластера является девелопмент. В Москве значимой точкой роста кластера является зона НИОКР, поэтому там фокусируются на управлении научными проектами, взаимодействии с малыми научными группами и так далее».
Санкт-Петербургский кластер, который тоже вошел в «список избранных», свою роль видит в формировании партнерских отношений между отечественными инвесторами и городскими властями для реализации конкретных проектов. Как объясняет Александр Назаров, в 2008 году в город пришли отечественные компании, которые планировали построить на территории Санкт-Петербурга фармацевтические производства и нуждались в сопровождении инвестиционных проектов. Для этого они сначала объединились на неформальном уровне, а в дальнейшем организовали некоммерческое партнерство, которое должно было стать посредником между ними и городом, также заинтересованном в подобной площадке. «Кроме этого, мы активно взаимодействовали с Минпромторгом, запустившим программу «Фарма 2020», — рассказывает Назаров. — Нужно было заниматься широким кругом вопросов — готовить заявки на получение субсидий для выпуска новых лекарств, работать с институтами развития… Очевидно, что весь этот комплекс задач не является профильным для каждой отдельной компании и по силам только считанным единицам. Гораздо эффективнее было объединиться».
Постепенно к кластеру стали присоединяться небольшие компании, а также сервисные (например, проектные) группы, работающие на игроков фармацевтического рынка. По мере появления заводов у компаний обострялся кадровый голод. И если крупные предприятия могли позволить себе открыть свои кафедры, то у основной массы компаний такой возможности и не было. Да и растущие потребности исчислялись двумя–тремя сотрудниками в год — однако таких людей нужно было найти и подготовить. Сейчас в рамках кластера на базе одного из питерских вузов создается учебный центр по подготовке специалистов «надлежащей производственной практики», к которому будут иметь доступ небольшие компании. «Для вузов, в том числе непрофильных, участие в кластере тоже полезно, — считает эксперт. — Все понимают, что образовательный процесс нельзя отделять от производства и что бизнес является потребителем их продуктов — как разработок, так и собственно студентов».
Сама управляющая компания частично существует за счет взносов, а за «отдельные деньги» параллельно оказывает услуги конкретным участникам кластера — проводит предпроектные работы, готовит заявки на получение гранта и пр. При этом, объясняет Александр Назаров, компания вольна в выборе поставщика подобных услуг. Как бы то ни было, агентство является основным связующим звеном между резидентами кластера и внешним миром, и даже уже консультирует представителей регионов, где такая организационная работа только предстоит.
Кадровый запас
Несмотря на большую разнородность кластеров, общих проблем у них довольно много. Прежде всего — кадровая, в самом широком смысле. Начиная с дефицита людей, которые могли бы профессионально управлять развитием самого кластера, и кончая специалистами, нужными для компаний-резидентов.
Как мы уже видели на примере Оксфордского кластера, очень важно, кто выступает неформальным или формальным «вожаком» на территории — назначенец или человек с горящими глазами. «Проблема самоорганизации сегодня стоит на первом месте, — соглашается Андрей Введенский (ОАО «РВК»). —Необходимо, чтобы появлялись команды, драйверы процесса, люди, которые действительно болеют за свой регион». Это не менее важно и на формальном уровне: координирующее звено должно работать на всех фронтах — налаживать информационное взаимодействие между участниками кластера и обеспечивать резидентам связь с инвесторами, институтами развития, органами власти и банками.
Проблема нехватки специалистов острейшим образом стоит почти для всех кластеров. «В Новосибирске сейчас не закрыто около двух тысяч вакансий в области ИТ, — говорит Ирина Травина из ИТ-кластера. — Поэтому кластер активно взаимодействует с вузами, а в средних общеобразовательных учебных заведениях мы даже инициировали программу подготовки специалистов, которые могли бы работать в ИТ-сфере без высшего образования, — кодеров, системных администраторов, тестеров, технических писателей… Однако «закрепление на территории» наших молодых людей весьма проблематично, и хорошие кадры уезжают. Причем не в Москву, а за границу. Совершенно очевидно, что никакая кластерная политика не позволит развиваться территориям, если людям не предложить здесь высокого качества жизни. Поэтому в нашей программе развития есть проект кластерного городка. И государство вроде бы сейчас готово субсидировать такие проекты».
С кого спросить
В своей кластерной политике государство идет по проторенной дороге: субсидии на программы развития, поддержка со стороны институтов развития и федеральных целевых программ, которые пред- полагают в основном строительство инфраструктуры, а также налоговые льготы для резидентов «мультикластера» Сколково. Однако больше всего вовлеченных в процесс интересует, каким образом государство намерено стимулировать участие крупных госкомпаний в деятельности территориальных кластеров. По мнению их резидентов, слабый внутренний спрос на инновационную продукцию — одна из основных проблем развития малых и средних инновационных компаний. «Создание спроса на продукцию кластеров — это отдельная задача, которая решается, — утверждает Михаил Голанд, руководитель Российской кластерной обсерватории НИУ ВШЭ. — На уровне правительства принято решение, чтобы крупные компании (а спрос в том числе формируют РЖД, «Газпром» и «Роснефть») в обязательном порядке взаимодействовали с компаниями — резидентами кластеров в рамках своих программ инновационного развития».
Так или иначе, по мнению Антона Чуклина (АИРР), необходимо создать адекватную систему мониторинга кластерных инициатив. И в идеале — отслеживать в режиме реального времени динамику роста кластерных образований, а также анализировать ситуации, препятствующие их развитию. Такая практика уже существует в Европе, где в 2007 году была образована Европейская система наблюдения за развитием кластеров (The European Cluster Observatory). Это онлайн-платформа, которая обеспечивает единый доступ к информации о кластерах и кластерной политике в европейских государствах. В рамках этой системы создан инструмент картографирования кластеров, позволяющий отслеживать статистику занятости и результативность деятельности около двух тысяч кластеров в 32 странах Европы.
Отслеживать же эффективность кластерной политики намного сложнее из-за отложенного эффекта. В ближайшем будущем, по мнению одного из экспертов, основным критерием оценки эффективности кластеров будет служить степень их самоорганизации. «Кластеры должны показать свою внутреннюю неконфликтность, внутри них должна восстановиться гармония и спокойствие, чтобы чужеродные друг другу элементы почувствовали синергию от своего объединения, — считает он. — Сегодняшний этап можно сравнить с подачей заявления о браке, когда паре дают месяц на раздумья, для того чтобы стороны проверили свои чувства. А заодно утрясли отношения с родственниками. Например, бывает так, что предприятие сковано обязательствами со штаб-квартирой в Москве — а значит, не всегда свободно в выборе партнеров. Но если нужно с «мамой» посоветоваться, зачем тогда было заявление подавать?»
Пока, откровенно говоря, далеко не все «простимулированные» государством «члены семьи» понимают степень нефиктивности своих отношений. Многие не принимают нововведений и не склонны рисковать, участвуя в кооперации компаний. Однако, по мнению Юрия Михеева, представляющего самарские аэрокосмический и автомобильный кластеры, так или иначе у компаний — участников кластеров возникает множество точек пересечения: «Это отчетливо видно на примере Поволжского автомобильного кластера, являющегося по-своему преемником советского территориально-промышленного комплекса, выросшего вокруг Волжского автозавода. Перед предприятиями кластера стоит ряд во многом близких задач: повышение качества, снижение затрат, развитие инжиниринга. Все эти факторы определяют конкурентоспособность как отдельных предприятий, так и кластера в целом. Тем не менее предприятия, в отличие от плановой экономики СССР, работают в рынке и в ряде случаев жестко конкурируют за заказы ОАО «АвтоВАЗ» и других ОЕМ. В рамках кластерной инициативы эти предприятия зачастую выступают как конкуренты, но почти всегда имеют широкие сферы партнерства. Среди них — программы повышения конкурентоспособности, проработка и лоббирование различных региональных и федеральных программ государственной поддержки, отработка механизмов взаимодействия с потребителями комплектующих (ОЕМ и ОЕS). Все это делается ради реализации значимого для стратегического развития баланса интересов «потребитель — поставщик».
Идея кластеров, конечно же, очень привлекательна, особенно если принять во внимание классические образцы. Например, французский аэрокосмический кластер «Пегас», благодаря которому Франция стала космической державой. Однако среди экспертов попадаются и скептики, сомневающиеся в том, что кластерная политика принесет пользу России.
— Ни в одной из стран постсоветского пространства реализовать теорию кластеров не удалось, — говорит Наталья Зубаревич, директор региональной программы Независимого института социальной политики. — Европейские кластеры тоже успешны очень выборочно. В России же ожидать положительного эффекта еще сложнее. Хотя бы потому, что обычно отрасли, для которых формируется кластерная политика, не обладают конкурентными преимуществами. И попытка с помощью политического решения создать эти преимущества выглядит довольно утопичной — в стране, где отвратительный бизнес-климат. Если бизнес не инвестирует, а выводит деньги, о каком кластерном развитии можно говорить? Все дополнительные меры поддержки инновационного развития уместны только тогда, когда вся стратегия государства нацелена на поддержку бизнеса. А бизнес находится там, где ему выгодно концентрироваться, где вольно дышится и нет риска подвергнуться «раскулачиванию».
- Один из основных трудов — Porter Michael E. Competitive Strategy. — New York, 1980.
- См.: Обзор развития территориально-отраслевых кластеров в России. Сентябрь 2012 // МСП Банк.
Начать дискуссию