БРИКС как целое может стать технологически самостоятельным.
Термин БРИК, объединивший Бразилию, Россию, Индию и Китай, предложил в ноябре 2001‑го аналитик банка Goldman Sachs Теренс Джеймс «Джим» О’Нил — по сути, как полушуточное обозначение стран, почти не связанных между собой, но способных в отдаленной перспективе серьезно повлиять на общемировую экономику, да к тому же еще и являющих сходную динамику экономического развития. По последнему признаку к ним в феврале 2011 года присоединилась еще и Южно-Африканская Республика (South Africa), так что сейчас группу обозначают аббревиатурой БРИКС.
Пока неведом аналитик, первым пришедший к выводу: сходство динамики порождено тем, что все эти страны похожим образом зависят от состояния мирового рынка. И уж подавно вряд ли в скором будущем опубликуют, кто додумался заменить хотя бы часть такой зависимости взаимодействием этих стран. Ясно только, что инициатива принадлежит РФ. Первая встреча высших руководителей Бразилии, Российской Федерации, Индии и Китая состоялась в Екатеринбурге в июне 2009‑го. С тех пор встречи ежегодны.
Теперь аналитики с изрядным удивлением обсуждают совместные политические шаги «кирпичей» (так переводится английское «bricks»). Ведь еще Владимир Ильич Ульянов отмечал: политика — концентрированное выражение экономики. А все доселе намеченные форматы экономического взаимодействия пяти государств хотя и значительны в абсолютном исчислении, но составляют весьма скромную долю от их потенциала и несравненно меньше объемов взаимодействия каждой из них с остальным миром.
Более того, Индия и Китай с незапамятных времен жестко враждуют. Открытые боевые действия прекращены в 1964 году при активном посредничестве СССР, но перестрелки на границе по сей день чуть ли не ежедневны. Поэтому Китай поддерживает Пакистан — мусульманскую часть Индии, отделенную Британией при уходе с полуострова в 1947‑м и с тех самых пор почти открыто воюющую с остальной Индией. Теперь же обе многонаселеннейшие страны учатся политическому сотрудничеству.
Вдобавок многие действия БРИКС идут вразрез не только с прежней политикой, но и с интересами Соединенных Государств Америки. Те официально (на уровне директив Совета национальной безопасности, принятых еще на рубеже 1950–1960‑х годов) претендуют на роль единственной в мире великой державы, не допускающей появления какой бы то ни было силы, способной воспротивиться желаниям и указаниям СГА. С этой целью уже содеяно столь много, что властям стран БРИКС есть чего опасаться впредь. Если они все же рискуют позиционировать себя как силу, независимую от СГА не только формально, но и на деле, — должны быть для такого риска серьезные причины.
Основой политического могущества СГА с давних пор признаны не только военный флот, превзошедший флоты всего остального мира вместе взятые, но и бесчисленные технические разработки, вызывающие зависть почти всех прочих стран, и серьезные научные организации, отвечающие на почти все вопросы разработчиков. Правда, значительную долю этих возможностей обеспечивают люди, приглашенные из других стран или хотя бы прошедшие обучение у приглашенных. Но ведь есть в СГА средства, достаточные для переманивания перспективных инженеров и ученых со всего мира, для их обучения у себя и поддержания их завидного прочим благосостояния. Откуда они берутся? Очевидно, от торговли уже разработанным.
В конце 1970‑х группа западноевропейских экономистов исследовала факторы, влияющие на окупаемость технических новинок. Несравненно важнее всего прочего оказалось общее число жителей того рынка, где продается изделие. По расчетам исследователей, в то время в Европейском экономическом сообществе заведомо не мог окупиться товар с зоной распространения, охватывающей менее 300 миллионов человек.
Публикация результатов исследования возымела немедленные практические последствия. Начались и успешно прошли переговоры о преобразовании ЕЭС в Европейский союз. Быстро сформировалась Северо-Американская зона свободной торговли (СГА, Канада, Мексика). Правда, попытка сформировать Тихоокеанскую зону свободной торговли заглохла: в тот момент почти все страны региона ориентировались на рынки не друг друга, а все тех же Западной Европы и Северной Америки. Да и распад СССР в значительной мере порожден стремлением открыть его рынок Западу.
Увы, об этом исследовании я узнал из очень краткой заметки в новостном разделе одного из тогдашних советских научно-популярных журналов. На восстановление логики, ведущей к такому выводу, у меня ушло много лет. Если мои рассуждения верны и я верно оценил факторы, влияющие на уровень порога окупаемости, то в ЕС он поднялся уже примерно до 400 миллионов человек, в СССР к моменту публикации составлял примерно 250 (при населении около 300), а на нынешнем постсоветском пространстве — приблизительно 200 миллионов. Это существенно меньше общего числа постсоветских граждан, но куда больше, чем в каждой республике, включая РФ, и даже больше, чем в нынешней конфигурации Евразийского экономического союза. Не удивительно, что значительная часть отечественной науки и техники — в упадке и разрухе.
В ЮАР сейчас около 50 миллионов жителей — тоже несравненно меньше, чем нужно для окупаемости новых разработок. Правда, страна несколько десятилетий жила в экономической блокаде: ее карали за политику принудительной изоляции жителей разных рас. В блокадных условиях экономика отступает на задний план: тогда могут быть сформированы изрядные коллективы, способные создавать новинки мирового уровня. Но теперь, когда ЮАР открыта для взаимодействия с остальным миром, ее творческие силы тоже постепенно разрушаются.
В Бразилии сейчас около 200 миллионов граждан, в Китае и Индии — примерно по 1 400 миллионов (их демографическая статистика очень неточна, да вдобавок частично засекречена). Казалось бы, вполне достаточно, чтобы окупать свои разработки на собственных рынках. Но в каждой из этих стран (да и в ЮАР) население разбито на слои с достатком столь разным, что между собой они почти не взаимодействуют экономически. Причем слой, достаточно состоятельный, чтобы покупать новинки, приемлемые и для массового экспорта, или хотя бы зарабатывать на таких покупателях, так мал, что внутри страны новое заведомо не окупится. Конкурировать же с высокотехнологичными достижениями СГА и ЕС на мировом рынке даже РФ может лишь в немногих (в основном — оборонных) отраслях, а остальные члены БРИКС вовсе не научились. И при нынешних обстоятельствах — вряд ли научатся.
Между тем промышленность, не создающая ничего нового самостоятельно, обречена безрадостно прозябать. Китай выплачивает за право производства американских разработок лицензионные отчисления, сопоставимые с ценой всех товаров, поставляемых им в СГА. Он пока отбивает свое на прочих рынках, но убытки, причиняемые отсутствием собственного технического творчества, очевидны. Индия и подавно вынуждена защищать от напора извне свои скромные предприятия жесткими — в том числе и находящимися за пределами допустимого по ее обязательствам в ВТО — мерами: сколь ни дешева ее собственная рабочая сила, но иностранные производители, уже окупившие на своих рынках затраты на разработку, могут мощно демпинговать. Состояние российского производства читатели и без меня знают.
Взаимодействие внутри БРИКС способно сформировать единый рынок, благосостояние которого достаточно для приобретения высокотехнологичной продукции, а число жителей — для приобретения ее в количестве, достаточном для покрытия расходов на разработку. На таком рынке можно вырастить собственные конструкторские организации, затем — работающую по их запросам прикладную науку. А там и фундаментальная наука, ныне в этих странах варящаяся в собственном соку и зачастую подменяющая серьезную работу безудержным пережевыванием бесчисленных тонкостей, обретет поток вопросов извне, дополняющих логику ее собственного развития и позволяющих проверять свежие мысли не только рассуждением да экспериментом в контролируемых условиях, но и разнообразной практикой.
Страны БРИКС по отдельности бессильны перед зарубежными творцами. БРИКС как единое целое — неисчерпаемое поле собственного творчества.
Начать дискуссию