У большинства российских экономистов — при всем различии их позиций по другим вопросам — есть общий взгляд на регулирование цен: пока в стране сохраняется преимущественно свободное ценообразование, наша экономика еще имеет шансы на адаптацию к кризису. Введение же жесткого госрегулирования цен немедленно приведет к быстрому росту дефицита по широкому кругу продуктов, социальному напряжению и непредсказуемым последствиям.
И тем не менее идея госрегулирования цен — как пожар на торфянике — тлеет в умах государственных деятелей нашей страны и то тут, то там прорывается наружу открытым пламенем. Строго говоря, такое регулирование уже реально узаконено на ряде российских рынков, о чем просто не все знают. Начнем с того, что в большинстве регионов страны уже давно приняты местные законы о регулировании цен на социально значимые товары. Эти законы позволяют временно, на срок до трех месяцев, фиксировать цены на наиболее массово потребляемые продукты питания.
Местные власти пытаются трактовать эти законы расширительно. И это уже привело весной прошлого года к острому конфликту на рынке хлеба. Тогда ритейлеры и оптовые компании по настоянию ряда региональных администраций согласились заморозить цены на хлеб, однако постарались сохранить свою наценку и переложили убытки на производителей, вынуждая их снижать отпускные цены. Российская гильдия пекарей и кондитеров обратилась к руководителю Федеральной антимонопольной службы Игорю Артемьеву с просьбой признать действия властей незаконными, поскольку это ставило хлебокомбинаты на грань выживания. Ведомство встало на защиту свободы цен и уведомило региональные власти «о недопустимости принятия на уровне субъектов РФ нормативных актов по ограничению оптово-отпускных и розничных цен, за исключением случаев, предусмотренных законом». Тем самым удалось избежать создания опасного прецедента для последующего введения госрегулирования цен.
Получилось также сдержать инициативы ряда администраций, пытавшихся устанавливать максимальный уровень наценки для поставщиков и торговых сетей: «антимонопольщики» предписали им отменить соответствующие нормативные акты. В частности, ФАС признала незаконными действия тюменских властей, установивших в декабре прошлого года предельный максимальный размер торговых надбавок на уровне 15% к отпускным и оптовым ценам поставщиков на определенные виды продуктов питания.
Но ФАС может защищать свободное ценообразование только до тех пор, пока не появится либо ограничивающий его федеральный закон, либо иные нормативные акты. Между тем проекты таких законов существуют и обсуждаются, а отдельные нормативные документы уже давно действуют — скажем, постановление правительства РФ «О государственном регулировании цен на лекарственные препараты, включенные в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов» (№865 от 29.10.2010; ред. от 15.09.2015).
Более того, угроза регулирования цен появилась только что откуда не ждали — из судебной практики. Речь идет о прецедентном решении, которое вынес Арбитражный суд Москвы 29 декабря 2015 года по иску «ВымпелКома». Оператор добивался от арендодателя пересмотра условий договора, поскольку арендная ставка была номинирована в валюте, а за прошедшие с момента подписания документа семь лет произошло существенное изменение обстоятельств — девальвация рубля. Суд принял решение о необходимости пересмотра условий договора, поскольку арендная плата, рассчитанная по нынешнему курсу доллара, превышает рыночную стоимость аренды — а значит, у арендодателя возникает «неосновательное обогащение». Видимо, теперь арендодатель должен доказывать, что и у него есть обязательства, номинированные в валюте, перед третьей стороной, — и так далее, с судебными разбирательствами по всей цепочке взаимоотношений между хозяйствующими субъектами. Процитируем «Ведомости»: «Если апелляционная инстанция подтвердит решение, то появится опасный прецедент, и не только для сектора недвижимости, предупреждает председатель правления O1 Properties Дмитрий Минц, но и для банков по их валютным заемщикам, для импортеров. Возникнет риск пересмотра любых договорных отношений, и не только в связи с валютными колебаниями, замечает партнер адвокатского бюро Forward Legal Алексей Карпенко. Решение может касаться любого договора — об оказании услуг, строительного подряда, даже об обслуживании расчетного счета, говорит партнер Herbert Smith Freehills Алексей Панич. Например, клиент сможет подать иск в отношении банка на основании того, что у другого банкира комиссия на 5 000 руб. дешевле».
Иными словами, решение московского арбитража, если оно не будет отменено апелляционной инстанцией и станет прецедентным, позволяет оспорить любой уровень цены, когда тот, по мнению истца, превышает рыночный. А как посчитать оный — вопрос весьма любопытный и открывающий большие возможности для внешне вполне законного регулирования цен. И никакая ФАС сказать ничего не сможет.
Существует известная практика доначисления налогов на том основании, что уровень рентабельности по определенного рода сделкам ниже «обычного для данной сферы деятельности». И это законно, поскольку соответствует букве Налогового кодекса. Точно так же станет вполне возможна практика, когда государственные ведомства начнут просто публиковать справочники «рыночных цен» (скажем, раз в квартал), а всех, кто продает дороже, признают «необоснованно обогащающимися»…
Рассуждать на эту тему грустно. Я как специалист по ценообразованию, много лет проработавший в системе Госкомцен СССР, знаю, как сложна и практически нерешаема задача государственного формирования системы цен, которая способствовала бы росту экономики и гармонично сочетала интересы продавцов и покупателей. И каждое вторжение в систему рыночного ценообразования путем прямого управления самими ценами — каким бы разумным и социально оправданным такое вторжение ни казалось — порождает искажения в механизме рыночного регулирования соотношения спроса и предложения. Платой за это становится дефицит товаров, искажение сигналов для инвесторов, а в конечном итоге — падение эффективности хозяйственного механизма страны в целом.
И если, скажем, обратиться к нашей собственной экономической истории, то легко обнаружить, что одним из основных факторов свертывания новой экономической политики в конце 1920‑х годов было как раз вторжение в сферу рыночного ценообразования не на основе развития конкуренции и создания условий для роста предложения продуктов, а на основе фиксации цен. В те годы государство то фиксировало цены, то вновь отпускало их «на свободу». А в итоге в стране появились карточки и разгулялась инфляция.
Логика же проста. Если ты сегодня вводишь предельную цену на хлеб, то хлебопек завтра приходит к тебе и требует ввести такие предельные цены для тех, кто поставляет ему муку, дрожжи, электроэнергию, осуществляет транспортное обслуживание. Когда же ты фиксируешь цену на муку, то волна фиксации далее выносит на свой гребень уже цену на зерно, а там, глядишь, на подходе и фиксация цен на горюче-смазочные материалы, удобрения, ставки кредита для сельского хозяйства.
И оглянуться не успеешь, как уже нужно устанавливать госцены «на все». Между тем работа это титаническая, и потому цены можно менять нечасто (скажем, раз в 10–15 лет — как в СССР). А это конец для подавляющей массы частного бизнеса с его поставками на рынок. И тогда мы — под знаменем «справедливых государственных цен» — вновь быстро придем в мир тотального дефицита, того самого, который так терзал и СССР, и все социалистические страны с плановой экономикой и плановым ценообразованием. Того самого дефицита, который на наших глазах становится привычным образом жизни в Венесуэле, где население живет в условиях хронической нехватки наиболее жизненно необходимых товаров, а перед магазинами выстраиваются очереди из многих сотен людей. Мы действительно хотим и для России именно этого?
Начать дискуссию