2016 год начался для мировых фондовых рынков очень неспокойно, и сейчас, по прошествии трех первых его месяцев, особых оснований для оптимизма не наблюдается. Финансовые рынки продолжает «встряхивать», в марте начали расти цены на нефть, но этот рост не производит на экспертов впечатления устойчивого и стабильного. Какие сценарии развития ситуации возможны в дальнейшем? Есть ли основания опасаться наступления очередного глобального экономического и финансового кризиса? На эти и другие вопросы ответил в интервью NBJ руководитель отдела биржевого рынка управления торговых операций «ФИНАМ» Сергей ДОРОГАВЦЕВ.
NBJ: Сергей, как бы Вы охарактеризовали то, что происходит сейчас на мировых фондовых рынках и в первую очередь на фондовых рынках Китая и США? Есть ли основания говорить, что речь идет о вступлении мировой экономики в период очередного глобального кризиса, как считают некоторые экономисты?
С. ДОРОГАВЦЕВ: Последние полгода мировую экономику действительно лихорадит. Замедление темпов экономического роста, резкие изменения в монетарных политиках центробанков различных стран мира и нестабильность на сырьевых рынках – все эти факторы в совокупности привели к тому, что спрос на так называемые рисковые активы существенно снизился. За последние полгода китайский национальный индекс широкого рынка CSI 300 упал почти на 43%, продолжая, помимо всего вышесказанного, тем самым отыгрывать плавную, но неуклонную девальвацию юаня на фоне постепенного исчерпания золотовалютных резервов Поднебесной империи. Американский аналог китайского CSI 300 – фондовый индекс S&P 500 – просел с начала года более чем на 5%. Я не исключаю, что если вышеозначенная тенденция получит продолжение, то мировая экономика вступит в период полноценного глобального кризиса.
NBJ: Не могли бы Вы более подробно рассказать о тех факторах, которые оказывают сейчас наиболее существенное влияние на динамику мировых фондовых индексов?
С. ДОРОГАВЦЕВ: Если речь идет об индексах широкого рынка в национальной валюте, не учитывающих дивиденды (типичный пример – индекс ММВБ), то в среднесрочной и долгосрочной перспективе на них обычно влияют четыре фактора: инфляция, экономический рост, денежные дивиденды и фактор, связанный с влиянием политики/геополитики.
NBJ: Если не возражаете, давайте обсудим влияние каждого из перечисленных Вами факторов в отдельности.
С. ДОРОГАВЦЕВ: Высокая инфляция обычно ведет к росту котировок фондовых индексов, так как компании, акции которых входят в базу расчетов бенчмарков, по мере роста цен постепенно закономерно улучшают свои финансовые показатели. Неудивительно, что одним из лидеров роста по итогам 2015 года среди национальных фондовых индексов был индекс Венесуэлы, испытывающей сильнейший финансовый кризис.
Дивидендные выплаты являются техническим фактором и, как правило, влияют на динамику индекса негативно. К примеру, на текущий момент взвешенная дивидендная доходность акций, входящих в индекс ММВБ, составляет более 4,6%. После того как эти дивиденды будут выплачены, индекс, скорее всего, скорректируется на эти же самые 4% в рамках так называемого дивидендного гэпа по входящим в его состав акциям.
Экономический рост влияет на динамику фондовых индексов, поскольку он воздействует на динамику прибылей компаний. Таким образом, фондовые индексы можно считать свое-образными опережающими индикаторами экономической конъюнктуры.
Влияние политики/геополитики на динамику индексов также может быть очень существенным, поскольку данный класс активов традиционно относится к высокорисковым. Таким образом, усиление рисков может спровоцировать распродажу активов в рамках процессов «делевериджа» и «бегства в качество». Неудивительно, что игроки рынка тщательно следят за новостным фоном и быстро реагируют при усилении влияния соответствующих факторов.
NBJ: Вы сказали, что не исключаете возможности наступления общемирового экономического кризиса. А есть ли, по Вашему мнению, основания ожидать, что этот кризис станет более серьезным по своим последствиям, чем то, что мы видели ранее, например в 2007–2008 годах? Какими могут быть последствия этого нового кризиса для мировой финансовой системы?
С. ДОРОГАВЦЕВ: Для ответа на Ваш вопрос необходимо учитывать следующее: Китай – крупнейшая экономика на планете с точки зрения ВВП по паритету покупательной способности. Если местные власти так и не сумеют справиться с зарождающимся кризисом перепроизводства и структурных дисбалансов, то «эффектом домино» накроет всю мировую экономику. В этом случае спрос на рисковые активы резко снизится в рамках процесса делевериджа, о котором я уже упомянул ранее. Таким образом, эффект будет вполне сопоставим с кризисом 2008 года. Но вероятность этого сценария пока не очень высока.
NBJ: Как кризис, в случае если он наберет остроту, может повлиять на позиции резервных мировых валют и на позиции рубля? Мы уже сейчас видим, как некоторые из резервных валют «кренятся». С чем, по Вашему мнению, связано ослабление позиций евро в последние несколько недель?
С. ДОРОГАВЦЕВ: Отношение валюты к статусу резервной часто не гарантирует ее стабильности. Скорее всего, в случае серьезных глобальных экономических потрясений в рамках процесса бегства «в качество» и по мере роста нестабильности на глобальном финансовом рынке все валюты ослабнут по отношению к доллару США, который является главным безрисковым активом.
Что же касается ослабления евро, то оно является прямым следствием недавнего решения европейского ЦБ по смягчению монетарной политики. Напомню, что в рамках последнего заседания регулятор пошел на неожиданное снижение ключевой и депозитных ставок, а также существенно нарастил программу выкупа активов. После объявления решения регулятора евро спекулятивно укрепился к доллару США в рамках закрытия спекулянтами коротких позиций. Однако в долгосрочной перспективе «евробыки» однозначно потерпят поражение. Все-таки чудес не бывает, и на фоне усилий европейского регулятора по включению «печатного станка» ослабление евро на горизонте одного-двух кварталов выглядит фактически неизбежным.
NBJ: По Вашему мнению, какую роль могут сыграть в эскалации или урегулировании кризиса геополитические факторы? Ни для кого ведь не секрет, что если какие темы и обсуждаются сейчас наиболее горячо и постоянно, так это как раз геополитические.
С. ДОРОГАВЦЕВ: С учетом высокой степени взаимоинтеграции крупнейших мировых экономик и их высокой специализации геополитические факторы действительно несут в себе высокие риски для глобального экономического роста. При негативном сценарии развития событий они могут стать триггером глобального экономического кризиса.
NBJ: Россия, как хорошо известно, продолжает оставаться в состоянии экономического кризиса. Как Вы считаете, можно ли говорить о том, что наиболее острая его фаза уже пройдена (как это утверждают, в частности, представители власти), или мы имеем дело с кризисом, который идет волнами?
С. ДОРОГАВЦЕВ: Если исходить из того, что в ближайшие годы мы не увидим кардинальное ухудшение ситуации с точки зрения геополитики, а цены на сырье перестанут снижаться, то с высокой вероятностью можно предположить, что «дно» российская экономика пройдет в первом-втором кварталах 2016 года.
NBJ: Это звучит довольно оптимистично, но вряд ли означает, что не надо ничего делать. Как всем известно, правительство нашей страны еще в 2014 году разработало антикризисную стратегию, в которую впоследствии вносились коррективы. Как Вы оцениваете эффективность этой стратегии?
С. ДОРОГАВЦЕВ: В этом отношении интересно сравнить реакцию властей и макроэкономические последствия кризисов 2008–2009 годов и 2014–2015 годов. Несмотря на очень схожие внешние предпосылки в виде резкого падения цен на нефть и роста геополитических рисков, власти использовали кардинально различающиеся стратегии по купированию кризиса. Так, благодаря масштабным валютным интервенциям Центробанка в прошлый кризис рубль гораздо менее заметно ослаб к бивалютной корзине по сравнению с текущими уровнями. Соответственно, потребительская инфляция тогда росла гораздо меньшими темпами из-за отсутствия девальвационного шока. Неудивительно, что на этом фоне реальные доходы населения не снижались. Впрочем, ценой тогдашней политики регулятора стал резкий рост безработицы и обвал промышленного производства, так как крепкий рубль крайне негативно сказался на конкурентоспособности российских предприятий в условиях
кризиса.
В нынешний кризис 2014–2015 годов правительство и ЦБ учли предыдущие ошибки и отпустили рубль в свободное плавание. Это привело к крат-косрочному по макроэкономическим меркам всплеску инфляции, к росту процентных ставок и падению реальных доходов населения. Однако безработица почти не выросла: сейчас она близка к своим историческим минимумам еще со времен распада СССР. Экономика сейчас сокращается явно гораздо меньшими темпами, так как слабый рубль поддерживает промышленное производство.
Немаловажным итогом политики свободного курсообразования стало сохранение золотовалютных резервов России, что особенно актуально в условиях закрытия внешних финансовых рынков для заимствований из-за санкций. Также без отпущенного в свободное плавание рубля невозможно было бы достичь устойчивого снижения монетарной инфляции в долгосрочной перспективе ниже 6–8%.
Впрочем, если общая стратегия не вызывает особых вопросов, то я крайне скептически отношусь к набору тактических действий. В частности, сомнительно выглядит перечень предложений в рамках последней редакции так называемого антикризисного плана правительства. Большинство его пунктов почти не имеют отношения непосредственно к поддержке экономического развития и, более того, почти все они так или иначе были бы реализованы в рамках обычного исполнения федерального бюджета. Например, большую часть антикризисного плана объемом 310 млрд рублей планируется направить в качестве бюджетных кредитов в регионы. Эти средства пойдут на «сокращение дефицита бюджетов и уровня долговой нагрузки», что соответствует обычной практике межбюджетных трансфертов. Почти 30 млрд рублей пойдет на такие статьи, как «обеспечение инвалидов техническими средствами реабилитации с учетом их удорожания», что выглядит крайне сомнительно в рамках реализации антикризисного плана, который должен вытащить экономику из рецессии, а не растрачиваться на поддержку социально незащищенных слоев населения.
На мой взгляд, мультипликативный эффект на динамику ВВП от этих и подобных расходов, по большей части социальных, будет нулевым или – в худшем случае, например из-за снижения сальдо торгового баланса – даже отрицательным. Гораздо больший эффект с точки зрения стимулирования экономического роста был бы достигнут, если бы правительство просто отказалось от заморозки пенсионных средств, поступающих в этом году в НПФ. В таком случае они бы пошли в реальный сектор экономики посредством распределения через финансовые рынки. При этом будущие пенсионеры не лишились бы части своих сбережений.
Сомнительно выглядит и возможность реализации данной редакции антикризисного плана с финансовой точки зрения. В частности, на момент подписания документа его 23 пункта из 120 оставались без источников финансирования, что явно не соответствует лучшим мировым практикам управления госфинансами, когда под каждую статью госрасходов обязательно должен быть сформирован надежный и сопоставимый источник финансирования и разработана хотя бы среднесрочная стратегия реализации.
NBJ: Сложно это оспорить, но, с другой стороны, понятно и то, что во многом финансовые проблемы нашей страны обусловлены как раз тем, что она находится в состоянии геополитического конфликта с ключевыми с экономической точки зрения государствами. В связи с этим мне хотелось бы задать Вам такой вопрос: будут ли государства в случае эскалации кризиса акцентировать внимание на внутренних проблемах или постараются решить вопросы наравне с другими государствами?
С. ДОРОГАВЦЕВ: Скорее всего, в случае углубления кризиса произойдет усиление протекционизма во внешней торговле и усиление «валютных войн». Однако тенденции будут менее ярко выражены по сравнению с предыдущими кризисами на фоне координации между собой монетарных политик ЦБ и более сильного влияния на национальные экономики таких организаций, как Всемирная торговая организация.
NBJ: Как это может повлиять на мировые цены нефти и газа? Не станет ли обострение, надо полагать, не только валютных, но и товарных войн новой причиной снижения этих цен?
С. ДОРОГАВЦЕВ: Как правило, сырьевые товары, в том числе нефть и газ, подвержены резкому падению цен до уровня операционной себестоимости производства на фоне кризисных явлений в мировой экономике. Это происходит на фоне формирования дисбаланса между спросом и предложением. Влияние отдельных стран и даже целых групп стран на сырьевые рынки сейчас либо невозможно, либо сильно ограничено. Типичным примером, подтверждающим это правило, является политика стран, входящих в ОПЕК: если в предыдущие годы картель регулировал баланс спроса и предложения за счет директивного наращивания или сокращения объемов добычи странами по системе квот, то сейчас этот механизм оказался фактически неработоспособным. Дело в том, что на рынке в большом числе появились небольшие игроки, в том числе в лице сланцевых нефтедобытчиков. В условиях высоких цен они способны быстро наращивать объемы добычи за счет относительно короткого инвестиционного цикла, развитых технологий бурения и, что немаловажно, доступа к инструментам хеджирования стоимости поставок. Для ОПЕК в частности и всего рынка энергоносителей в целом это означает, что теперь картель даже при всем своем желании не сможет надолго повысить или понизить цены на сырье. Дисбаланс спроса или предложения будет очень быстро отрегулирован рыночными механизмами спроса и предложения.
Тем не менее динамика цен на сырье в целом и динамика цен на нефть как отдельного представителя данной группы товаров зависит не только от фундаментальных факторов. Например, как показывает практика богатой истории военных действий на Аравийском полуострове, из-за спекулятивного давления котировки могут удерживаться длительное время гораздо выше или ниже фундаментально обоснованного уровня. Таким образом, если по какой-либо причине в регионе произойдет эскалация конфликта (как вариант, распространение сирийского конфликта), то цены на нефть могут взлететь на 10–20% за считанные дни.
NBJ: В течение марта все-таки преобладала тенденция к повышению цен на нефть…
С. ДОРОГАВЦЕВ: Да. В середине месяца всего за несколько торговых дней котировки нефти сорта Brent успели пробить отметку $41 за баррель, а котировки WTI протестировали отметку в $39 за баррель. В обоих случаях рост котировок с минимумов середины прошлого месяца составил около 50%. Однако очевидно, что данная восходящая динамика в значительной мере была обусловлена спекуляциями на слухах о готовившемся заседании «ОПЕК+». Участники рынка ожидали объявления о заморозке добычи на текущих уровнях и об умеренном сокращении добычи в США.
Тем не менее с фундаментальной точки зрения сама по себе эта заморозка, очевидно, не способна в значительной мере повлиять на дисбаланс спроса и предложения на мировом рынке, так как присоединение к соглашению основных «виновников» этого дисбаланса – Ирана и сланцевых компаний США – выглядит маловероятным. Падающая добыча в США на баланс спроса и предложения существенно повлияет, в лучшем случае, лишь к концу года. Между тем, давление на нефтяные котировки уже в ближайшие недели может усилиться, так как сланцевые производители в США могут начать активно хеджировать будущие поставки на фоне достижения нефтяными ценами нижней границы операционной себестоимости добычи. Для рынка это фактически будет означать появление крупных игроков, которые активно играют на понижение. Не стоит также забывать, что текущий рост цен на нефть может стимулировать продажу энергоносителей из накопленных нефтяных запасов, так как часть из них приобреталась по ценам заметно ниже 30 долларов за «бочку». Несомненно, это увеличит предложение на рынке и может стать дополнительным фактором давления.
Начать дискуссию