Три года кризиса: возвращаемся в 90-е?

По длительности нынешний кризис будет напоминать спад 1990-х. Но при этом окажется менее жестким. И у правительства есть шанс вывести экономику из затяжной стагнации.

Третий «черный вторник»

На днях исполнилось ровно три года с момента обвальной девальвации рубля: 16 декабря 2014 года средний биржевой курс доллара, по данным ЦБ, повысился с 59 до 65,2 руб/долл. Третий в постсоветской истории «черный вторник» (после 22 сентября 1992-го и 11 октября 1994-го) ознаменовал наступление острой фазы кризиса, к которой привели санкции и падение мировых цен на нефть.

Если в августе 2014 года среднемесячная стоимость барреля Urals составляла 101,1 доллара, то в декабре — 61,1 (данные Минфина).

Среднемесячный курс доллара за этот период повысился с 36,1 до 55,8 рубля за доллар. Столь сильное ослабление рубля во многом было связано с потерей российскими банками и компаниями доступа к международному рынку капитала: не имея возможности перекредитоваться за рубежом, они были вынуждены погашать внешнюю задолженность за счет собственных средств. За вторую половину 2014 года российский внешний корпоративный долг сократился на 16,9% (c 659,4 млрд долларов до 547,7 млрд, согласно данным ЦБ), притом что за первое полугодие он вырос на 1,3% (c 651,2 млрд до 659,4 млрд долларов). Мощный внутренний спрос на валюту не мог тогда не обрушить рубль.

Динамичный спад

Вслед за девальвацией рубля последовал спад в экономике: согласно уточненным данным Росстата, в 2015 году ВВП России сократился на 2,8%(первоначальная оценка спада была и вовсе 3,7%), а в 2016-м — на 0,2%. Двухлетняя рецессия не была характерна ни для дефолтного 1998 года, ни для кризисного 2009-го — и в том и в другом случае экономика возвращалась к росту на второй год после кризисного спада. В 1999 году ВВП вырос на 6,4% (против спада на 5,3% в 1998-м; данные Всемирного банка), а в 2010-м — на 4,5% (после спада на 7,8% в 2009-м).

В 2017 году российская экономика из рецессии вышла: по итогам первых трех кварталов рост ВВП, по оценке Росстата, составил 1,6%. Однако по итогам 12 месяцев рост может оказаться более скромным. Косвенное тому свидетельство — ноябрьские данные по промышленному производству (спад на 3,6%), оказавшиеся самыми слабыми за прошедшие 11 месяцев.

Двухлетняя рецессия не была характерна ни для дефолтного 1998 года, ни для кризисного 2009-го — и в том и в другом случае экономика возвращалась к росту на второй год после кризисного спада.

За период с января по ноябрь 2017 года промышленность нарастила выпуск лишь на 1,2% (здесь и далее — данные Росстата, если это не оговорено специально), из-за чего годовой прогноз МЭР по приросту промышленного производства (2,1%) выглядит оптимистичным.

За исключением сегмента водоснабжения, наиболее низкий рост в период с января по ноябрь показали обрабатывающие сектора (0,4%), для которых чувствителен спад реальных доходов населения, по итогам десяти месяцев составивший 1,3%. Слабый спрос заставляет промышленников пересматривать инвестиционные планы: в октябре Институт Гайдара в своем ежемесячном конъюнктурном опросе впервые с начала года зафиксировал превалирование доли предприятий, собирающихся сократить инвестиции, над теми, что намерены их нарастить (25% против 21%).

Специфика этого кризиса: доходы падают и падают

Собственно, затяжное падение реальных доходов населения, тянущее вниз отрасли потребительского спроса, — главная черта, отличающая нынешний кризис от кризиса времен последней Великой рецессии. В 2009 году, даже на фоне рекордного для стран «большой двадцатки» спада ВВП (7,8%), реальные доходы россиян выросли на 2,1%, тогда как сейчас они сокращаются четвертый год подряд, после спада на 0,7% в 2014 году, на 3,2% в 2015-м и 5,9% в 2016-м.

Именно этот фактор, к примеру, привел к двукратному сжатию автомобильного рынка: если в докризисном 2013 году продажи новых легковых авто составляли 2,78 млн штук, то в 2016-м — всего 1,43 млн (данные Ассоциации европейского бизнеса). Потребление шин за тот же период сократилось на треть — с 58,4 млн единиц до 43 млн (оценка Russian Automotive Market Research).

В 2015 году налог на имущество стал рассчитываться не по инвентаризационной стоимости, а по кадастровой. Тогда же был введен торговый сбор и плата с большегрузных автомобилей массой свыше 12 тонн (система «Платон»). В следующем году начнет действовать курортный сбор (в Крыму, Ставропольском, Краснодарском и Алтайском краях), а также будет дважды поднят акциз на бензин — на 10,7% в январе и 6% в июле. Что выше инфляции, по которой Налоговый кодекс предписывает индексировать акциз. Одновременно с этим сельхозпроизводители с годовым доходом свыше 100 млн рублей, использующие единый сельхозналог, будут обязаны уплачивать НДС, от которого ранее они были освобождены.

В 2009 году, даже на фоне рекордного для стран «большой двадцатки» спада ВВП (7,8%), реальные доходы россиян выросли на 2,1%, тогда как сейчас они сокращаются четвертый год подряд, после спада на 0,7% в 2014 году, на 3,2% в 2015-м и 5,9% в 2016-м.

Как выйти из стагнации

Впрочем, это не означает, что, реагируя на кризис, регуляторы допускали только ошибки. В частности, правильным был отказ ЦБ от поддержки рубля на валютном рынке: масштабные интервенции привели бы к расходованию резервов, что только усилило бы макроэкономическую нестабильность. Верной была и непреклонность правительства к идее ввести ограничения на потоки капиталов: в противном случае экономике сложнее было бы вернуться к равновесию. Достойной альтернативы не было и у бюджетной консолидации, неизбежной при падении цен на нефть.

Однако отсутствие грубых ошибок в макроэкономической политике не гарантирует выхода из кризиса. Согласно данным ноябрьского консенсус-прогноза Центра развития ВШЭ, подготовленного по итогам опроса российских и зарубежных экспертов, в 2018—2023 годах темпы прироста ВВП не превысят 2% в год. Такие оценки не случайны: без снижения налогов, демонополизации и сокращения доли госсектора экономика и дальше будет пребывать в стагнации, которая окажется ничуть не менее продолжительной, чем спад 1990-х годов, пусть и не такой болезненной для граждан.

У правительства есть еще возможность этого сценария не допустить — достаточно преодолеть инерцию решений в фискальной и структурной политике.