Смерть стоит того, чтобы жить

От редакции:

Предвидя, что в комментариях к этой статье обязательно будут рассуждения о том, зачем печатать на бухгалтерском ресурсе непрофильные материалы, куда смотрит главный редактор и т.п. (мы же знаем наших читателей, не правда ли?), хочу сказать, что главный редактор смотрит в правильном направлении и дает такую возможность читателям - оторваться на минуту от баланса и цифр и подумать о важном.

В письме, сопровождающем этот материал, Иван Федоров написал мне: "Я пообещал своим читательницам статью про любовь и смерть. Первой написалось про смерть. Посмотри, пожалуйста, вдруг тебе понравится. Понимаю, что оффтоп, но вдруг..."

Так вот, мне понравилось. Закройте и вы свой баланс.

Алена Тулякова, главный редактор ИА "Клерк.Ру".

Не помню, говорил уже об этом или нет… я – сын мужчины-патологоанатома и женщины-педиатра, отец троих детей от двух женщин, мне сорок лет, и я бородат. Все это, я полагаю, дает мне некоторые основания утверждать, что за свою жизнь я подкопил сведений достаточно, чтобы составить собственное мнение о смерти и любви. Это не мнение даже, а такая… совокупность впечатлений и наблюдений, убежденность, вера – какая разница, как это назвать, роза все равно будет пахнуть розой.  

Эта моя совокупность, конечно, не несет в себе какой-то сенсационной новизны или оригинальности, но она позитивна, полна света, добра и надежды, и поэтому я хочу поделиться ею с вами, люди, в расчете на то, что кто-то из вас, прочитав и поверив в мою версию происходящего, ощутит прилив сил и укрепится в убеждении, что жизнь прекрасна, и что все у всех нас будет хорошо. Всегда.

В нашем мире сложилась некая система взглядов, в рамках которой самым страшным человеческим страхом работает Смерть, а главным призом, главной наградой за условно-хорошее поведение выступает Любовь – б-га, мамы, женщины, народа… Это наши кнут и пряник, упакованные в суровую ткань смертности, конечности, ограниченности человеческого существования.

Все проходит. Ничто не вечно под луной. Пока смерть не разлучит нас.

Так нас учат с детства, и, наслушавшись этих сказок, мы бросаемся в галоп, едва встав на ноги, и бежим по своему пути как угорелые всю свою жизнь, задыхаясь под тиканье безжалостных часов, отчаянно пытаясь успеть насладиться Любовью, пока Смерть не догнала и не задула свечу…

А между тем, спешить нам совершенно незачем. Давайте сейчас остановим скачку, сойдем с дорожки, ляжем на траву лицом в небо, прикроем глаза, и поразмышляем вместе.

Вначале разберемся с костлявой, хе-хе…

Мой отец в течение сорока с лишним лет поддерживает со смертью самые близкие отношения, работая патологоанатомом и судмедэкспертом в крошечном северном городке, где все жители знают друг друга в лицо. Не раз и не два случалось так, что в субботу отец пил с человеком водку на дне его рождения, а в следующую среду тело именинника оказывалось на отцовском мраморном прозекторском столе.  Или вот представьте:  из ЦРБ поступает материал на биопсию, и ты видишь в микроскоп, что там рачила в цвет, метастазы, кранты… а на препарате – очень знакомая фамилия, и вот тебе уже известно, что в песочных часах близкого человека остается гораздо меньше песка, чем он полагает… И теперь тебе с этим знанием нужно что-то делать, куда-то деть его сегодня вечером, когда владелец этого кусочка больной плоти придет с семьей к тебе в дом в гости, и будет беззаботно улыбаться, и его жена будет улыбаться тоже, не подозревая ни о чем. И ты будешь улыбаться в ответ, никуда не денешься… А когда спустя время улыбающийся человек уйдет, тебе нужно будет сделать все, что нужно будет сделать, написать заключение и закрыть за ним дверь, ибо ты Харон, и управлять этим паромом – твоя работа.

А мама моя лечит детей, сорок лет подряд. С ней невозможно выйти на улицу – все встречные прохожие с детьми останавливают, и она тут же сканирует детские личики взглядом – кожа, слизистая, тонус, моторика… Ставит диагнозы, делает назначения, приглашает на прием. Работает. ВСЕ люди моего возраста и младше, которые живут в этом городке, прошли через ее руки, руки заведующей педиатрическим отделением центральной районной больницы. Легион детей, тысячи детей родились на свет, переболели всеми мыслимыми болячками, выздоровели, выжили и стали взрослыми перед ее глазами, а некоторые НЕ выздоровели и умерли, и нет таких драм, которых она не видела бы…

Я был рожден этими людьми, и был воспитан ими, каждый день слушая их беседы, насыщаясь их опытом, общаясь с их коллегами-врачами… Мне было невозможно избежать последствий -  я смотрел, слушал, слышал и делал выводы, и вот что я имею вам сказать, добрые люди: смерть – никакой не кнут. Она не старуха с косой, не бледный всадник апокалипсиса, не жнец и не падший ангел. Смерть – это  станция метро.

Умирая, мы выходим из одного поезда, и садимся в другой поезд, и едем дальше по бесконечному пути, и нет в этих пересадках ничего ни страшного, ни мистического. Наше тело – это гибрид термоса и швейцарского ножа, вместилище и набор инструментов, в котором душа проводит какое-то время в этом слое реальности, и с помощью которого взаимодействует с материальным миром.

По качеству физических ощущений умирающего смерть абсолютно идентична засыпанию, и мы переживаем этот комплекс ощущений каждый день, не испытывая ни малейшего страха. Все то кошмарное, что заставляет нас трепетать от ужаса, связано со страданиями тела до момента смерти, и обусловлено одной причиной – нашей неспособностью (или нежеланием) диссоциировать сосуд и его содержимое, понять, что тело и душа – не одно и то же. Мы содрогаемся, глядя на трупы, мы благоговеем перед кладбищами, мы горюем о тех, кто ушел, как о чем-то, что потеряно навсегда и безвозвратно.

Все не так.

Нам совершенно некуда спешить. У каждого из нас, кому повезло родиться, обрести бытие, есть все время во вселенной, бесконечное число попыток исправить все, что сделано, изменить, попробовать сделать иначе.  Близкие люди, уходя из нашей осязаемой реальности, остаются с нами, общаются с нами, помогают нам, ждут нас и обязательно дождутся нас, когда придет срок, чтобы снова быть вместе столько, сколько захочется, или перестать быть вместе – по выбору, а не по принуждению – и попробовать что-то еще, что-то новое, другое.   Наше субъективное время очень растянуто, потому что мы изо всех сил пытаемся его растянуть, продлить, страшась, что за точкой перехода ничего нет, кроме мрака и черной пустоты... Потрясающий певец Олег Анофриев потрясающе спел про миг между прошлым и будущим… Умолчав о самом важном:  этот миг – лишь крошечный интервал, отрезочек бесконечной линии, состоящей из непредставимо огромного множества таких мигов, которые сливаются в вечность, в неохватное поле возможностей, вариантов, попыток, проб.   

Стоит это понять – и становится ясно, что посмертная участь опустевшей оболочки не имеет абсолютно никакого значения. Неважно, закопают ее, сожгут или съедят – там, где прах вернулся к праху, просто тихо вырастут цветы, и колесо вселенной провернется снова.

Разумеется, это не значит, что к телу нужно относиться с пренебрежением – конечно, нет! Взгляните на скафандр:  сам по себе, как вещественный объект, он не обладает  ни малейшей ценностью и не имеет никакого сакрального смысла.  И все же космонавт тщательно заботится о нем и ухаживает за ним, потому что в заданных условиях, в пустоте космоса, космонавту нужно выполнить поставленную задачу, и этого не удастся сделать, если скафандр будет неисправен. Разумеется, у космонавта всегда есть выбор, он может в любой  момент сбросить оболочку, и досрочно свернуть свою миссию, но ведь тогда задача останется невыполненной… 

Я сознательно гиперболирую для наглядности, с человеком и его телом все гораздо сложнее и прекраснее. Наше тело - источник ярких, вкусных и разнообразных ощущений, инструмент получения уникального опыта и впечатлений, которые невозможно пережить и получить иным путем, кроме физического взаимодействия с миром вещей. Не случайно улыбчивые продавщицы в тряпочных магазинах говорят: «Носите с удовольствием!»

Кроме того, наше тело дарит еще одну потрясающую возможность: реализовать свой потенциал творца, преобразователя. Стать родителем, впустив в вечность новую душу, а если повезет, то и не одну. Участвовать в изменении, исследовании, преображении материальной вселенной.

Не будем забывать и про приятный, но отнюдь не маленький бонус: мы, космонавты, обладаем полной свободой воли, и обладаем неотъемлемым, неоспоримым правом-возможностью распоряжаться своими телами по собственному единоличному усмотрению. Вставать на темную или светлую сторону силы, худеть или жиреть, созидать или разрушать, сеять хаос, наводить порядок, или просто лежать на диване, пить пиво и ругать правительство. Полное всемогущество, полная ответственность.   

Каждый раз, размышляя над этим, я испытываю два одинаково сильных чувства: радость бытия и азарт предвкушения. Настоящее потрясающе интересно, а будущее – необозримо, загадочно, и интригующе…

Все можно исправить, переиграть, сделать чуть иначе. Мы стоим на берегу безбрежного океана времени, глядя на бесчисленное множество возможностей… Нам незачем спешить.

А смерть… Смерть – это просто дверь из вагона на перрон. Каждый из нас когда-нибудь выйдет в эту дверь, чтобы сесть в следующий поезд, и отправиться дальше…