Год новый, проблемы прежние. Не успела Дума собраться после каникул, как в ней возобновились баталии вокруг налогового законодательства. Профильный подкомитет рекомендовал к принятию поправку в Налоговый кодекс, которая обяжет налоговиков безоговорочно повиноваться разъяснениям Министерства финансов по нормативным актам, связанным с налогами.
На первый взгляд предложение совершенно естественное. Сегодня НК предусматривает право Минфина трактовать законодательство о налогах — и право Федеральной налоговой службы разъяснять плательщикам правила исчисления налогов. Практика показала, что ФНС понимает своё разъяснительное право достаточно широко, из-за чего то и дело по одному и тому же поводу появляются несовместимые бумажки, отнюдь не облегчающие жизнь налогоплательщикам. Выходили даже такие разъяснения Минфина, в которых прямо говорилось, что ФНС имеет другую точку зрения. Нехорошо это.
Но предложенная поправка не станет адекватным ответом на проблему: типичное лечение не болезни, а симптомов. Главная беда не в том состоит, что разные группы чиновников по-разному трактуют нормы, а в том, что они вообще их устанавливают и трактуют. Правильный-то путь тут ровно один: планомерно снижать непомерные масштабы этого трактования; упорно и терпеливо переносить решения всех сколько-нибудь существенных вопросов налогового обихода из подзаконных актов в законы. Только так можно обеспечить и спокойствие налогоплательщика, и заметное снижение коррупции в налоговой сфере. Было бы понятно, кабы нынешняя поправка исходила от чиновников, а не от депутатов; исходя от законодателя, она несколько удивляет. В лучшем случае она окажется всего лишь паллиативом, да и то отнюдь не наверняка.
Для начала вопрос: почему строгий приоритет хотят дать именно разъяснениям Минфина? Потому, что налоговики обычно занимают более жёсткую позицию, — вот налогоплательщику и хотят сделать приятное. Только ведь не получится. Один из авторов поправки, депутат Макаров, сам же говорит журналистам, что «налоговики игнорируют не только решения Минфина, но и решения суда». Постесняются ли столь решительные люди игнорировать приоритетные указивки чужого ведомства, большой вопрос. Да и просто по-человечески: как вам удобнее отстаивать свои интересы перед налоговым инспектором — ссылаясь на бумагу Минфина, который ему ни шьёт ни порет, или ссылаясь на бумагу его прямого начальства?
Впрочем, пока не факт, что поправка будет принята, согласия по её поводу нет. Невиданное дело: ведомство, которому предлагают нарастить его полномочия, активно тому противится. Тут всё навыворот: депутаты, как мы только что видели, действуют будто чиновники, а чиновники говорят, как следовало бы депутатам. Представительница Минфина заявила: «И налогоплательщики, и налоговые органы должны выполнять закон, а не разъяснения Минфина». Золотые слова, но членов налогового подкомитета они не убедили. Другой человек из Минфина привёл другой довод: «Министерство просто засыпано запросами граждан и сегодня отвечает на письма, поступившие в апреле прошлого года». Не убедило и это.
Это странное отпихивание предлагаемых даров можно понимать по-разному — тем более что праву безоговорочного толкования налоговых законов присуща, очевидно, немалая взяткоёмкость. Человек зломысленный, настроенный на выискивание во всём дурной стороны, мог бы предположить, что минфиновцам претит эта попытка ввергнуть их в лоно простецкой пещерной коррупции, когда им доступна ширь коррупции беловоротничковой ( см. «Глоссарий российской коррупции»[1] ). Но мы с вами, люди благожелательные, понимаем: у них просто по горло других дел и взваливать на себя бремя эксклюзивного комментирования налогового права им невмоготу.
( А дел у них, похоже, и вправду невпроворот — ничем другим невозможно объяснить тот поразительный факт, что только теперь они озаботились размещением средств, скопленных в инвестиционном фонде, любимом детище их министра, — точнее, озаботились сбросить с себя эту заботу. То время, пока у них не доходили до этого дельца руки, обошлось стране недёшево: только за истекший год инфляция усушила инвестфонд на сумму, сопоставимую с совокупными ассигнованиями на все так называемые приоритетные национальные проекты. Вот что значит чрезмерная загрузка. Не принимать же всерьёз слов кого-то из минфиновцев, что прежде они не могли побороть опасений, как бы на средства инвестфонда не позарилась пресловутая «Нога»: посоветовались бы с любым толковым предпринимателем — придумали бы, как этого избежать.)
Что же до борьбы с «налоговым терроризмом» — именно она привела и к появлению обсуждавшейся поправки, — то ею занимаются и сами налоговики. На прошлой неделе ФНС сообщила, что готова система оценки эффективности работы налоговых инспекций и отдельных инспекторов, не сводящаяся к исполнению валового задания по сбору денег. Раньше — да, премировали именно по этому критерию, а теперь будем оценивать работу налоговиков по целым тридцати пяти показателям. Что ж, правильно. Не знаю, как насчёт тридцати пяти, но от «плана по валу» — при том что бюджету, как мы видим, деньги буквально девать некуда — действительно можно бы и отказаться. Но ни один из комментаторов, насколько мне удалось заметить, не верит, что ФНС на самом деле от него откажется.
Мне кажется, впрочем, что реальные сдвиги в поведении налоговых служб начнутся довольно скоро, но не в результате их собственных усилий. Известно, что сегодня ФНС проигрывает в судах около трёх четвертей исков, поданных против неё налогоплательщиками. Известно также, что ни инспекции, ни отдельные инспекторы от таких проигрышей очень-то не расстраиваются — пока. Именно это и может поменяться. Дело в том, что до публики только начинает доходить важная новость: в отличие от прежней, новая редакция АПК не запрещает налогоплательщику включать в сумму требований возмещение судебных расходов. В том числе на оплату представителя в суде (даже если по договору твои интересы представляла твоя же «дочка»). Как мне рассказывали, при таком повороте проигрывающие расстраиваются гораздо сильнее. Войдёт такая практика в моду — увидите, насколько аккуратнее станут работать налоговики.
Глоссарий российской коррупции [1]
Взяткоемкость операции — доля (в процентах) от стоимости активов или объема финансового потока, участвующих в связанной совокупности правовых действий, присваиваемая чиновником при вынужденном согласии собственника активов (оператора потоков).
Взяткоемкость нормы (закона, совокупности норм из разных законов) — суммарный объем активов (в рублях), который может быть присвоен бюрократией при совершении действий, основанных на этой норме, за единицу времени.
Эта взяткоемкость — потенциальная. Реализация потенциальной взяткоемкости нормы различается по месту (например, из-за разных квалификаций и целевых установок региональных элит) и во времени ( из-за постепенного улучшения отлаженности работы бюрократической системы и обмена передовым чиновным опытом).
Оценка взяткоемкости — экспертная оценка операции (нормы, закона и т. д.), основанная как на устоявшихся предпринимательских схемах и обычаях делового оборота, так и на прогнозных схемах (построенных, например, на законопроектах).
Пещерная коррупция — коррупция, основанная, как правило, на одной норме и не приводящая к захвату чужого имущества.
Пример: милицейский чиновник, торгующий на дороге применением одной нормы КоАПа и не претендующий при этом на автомобиль правонарушителя.
Беловоротничковая коррупция — коррупция, основанная на совокупности норм и направленная либо на перехват управления чужими финансовыми потоками, а также завладение чужой собственностью или ее частью, либо на клонирование чужого бизнеса как собственного чиновного — с последующим вытеснением исходного и независимого.
Примеры: рыбные квоты; создание чиновных бизнесов в жилищном и транспортном строительстве.
Начать дискуссию