Основным мотивом, побуждающим реформировать исполнительное производство, выступает желание сделать его более эффективным. Именно с этих позиций (согласованность и иным законодательством, простота применения и эффективность предлагаемых мер) проанализирован новейший раздел ГПК РФ, затрагивающий вопросы исполнения постановлений судов и других органов.
Елена Стрельцова, к.ю.н., доцент кафедры гражданского процесса МГЮА
Анализ положений VII раздела нового ГПК РФ, требует параллельного обращения
к концепции реформирования исполнительного производства, которая, собственно,
сводится к расширению полномочий судебного пристава-исполнителя и одновременном
сужению роли суда, ограниченного рамками реагирования на соответствующие заявления
сторон исполнительного производства, третьих лиц и судебного пристава-исполнителя.
Законодатель в числе лиц, имеющих возможность возбудить исполнительное производство,
называет суд и взыскателя. Учитывая положения ст.ст. 45, 46 ГПК этот шаг представляется
ошибочным, – получается, что прокурор и иные компетентные органы имеют право
возбудить дело в защиту интересов РФ, субъектов РФ, муниципальных образований
или отдельных категорий граждан, но не вправе довести эту защиту до логического
конца, то есть до исполнения решения. Подобное ограничение противоречит
принципу законности, задачам деятельности соответствующих органов и цели их
участия в процессе. Поэтому предлагается расширительно толковать ст.ст. 45,
46, 428 и иные нормы раздела VII ГПК, включив прокурора и субъектов, перечисленных
в ст. 46 ГПК, в круг лиц, полномочных предъявлять исполнительный лист к исполнению
и осуществлять иные процессуальные действия в рамках принудительного исполнения
по делам, возбужденным ими в суде первой инстанции.
Следует указать на ряд статей (443, 445 ГПК), в которых законодатель отказался
от традиционной терминологии и вернулся к понятиям “истец”, “ответчик”, что
представляется ошибочным, поскольку в роли взыскателя и должника могут выступать
не только истец и ответчик, но и любые иные субъекты.
Ряд вопросов по применению вызывает ст. 435 ГПК: отменяет ли данная норма действие
ст. 19 Закона “Об исполнительном производстве”; каков предельный срок и основания
отложения; можно ли обжаловать определение суда об отложении, не дожидаясь вынесения
постановления судебным приставом-исполнителем; в какой суд, именуемый законодателем
“соответствующий”, может быть обжаловано постановление судебного пристава-исполнителя?
По общему правилу, новый закон, регулирующий те же правоотношения, что и предыдущий,
отменяет действие более раннего законодательства. Законодатель указывает, что
“гражданское судопроизводство ведется по федеральным законам, действующим во
время … исполнения постановлений суда, постановлений других органов”, и при
этом иные федеральные законы должны соответствовать ГПК (ст. 1 ГПК). Следовательно,
с 01 февраля 2003 года не применим п. 2 ст. 19 Закона “Об исполнительном производстве”
в части, допускающей отложение дела по инициативе судебного пристава-исполнителя,
т.к. названное положение распространяет право, делегированное новейшим законодательством
исключительно суду, на судебного пристава-исполнителя.
Представляется, что предельный срок отложения по определению суда не должен
превышать срока, установленного для совершения исполнительных действий (ст.
13 Закона “Об исполнительном производстве”): а отложение по постановлению судебного
пристава-исполнителя не должно составлять более 10 дней, кроме случаев, когда
инициатором отложения выступает взыскатель (ст. 19 Закона “Об исполнительном
производстве”). Основаниями отложения исполнения могут выступать те же случаи,
что являются основаниями для отложения рассмотрения дела (ст. 169 ГПК), кроме
применимых исключительно к исковому производству (предъявление встречного иска
и т.п.).
Обжалование
ГПК не допускает обжалование определений, если это не указано прямо или
не препятствует движению процесса – но распространяет это правило, как следует
из содержания ст. 371 ГПК, исключительно на определения суда первой инстанции,
выносимые судом в процессе рассмотрения спора по существу, поскольку
допускает включение возражений в отношении соответствующих определений в число
доводов кассационной жалобы.
Поскольку процесс принудительного исполнения возникает после вынесения судебного
постановления и, как следствие, делает невозможным принесение кассационной жалобы
в соответствии с указаниями ст. 371 ГПК, справедливым представляется утверждение,
что на стадии исполнения допускается обжалование в вышестоящий суд любого
определения суда, вынесенного по вопросам исполнительного производства.
Постановление судебного пристава-исполнителя по вопросам, связанным с отложением
исполнительных действий, и отказ в вынесении соответствующего постановления,
подлежит обжалованию в суд первой инстанции, если оно противоречит указаниям
определения суда об отложении исполнительных действий или если постановление
вынесено не на основании определения суда.
Если обжалуется несоответствие постановления судебному определению или отказ
в вынесении постановления при наличии определения, то территориальная подсудность
определяется по месту нахождения суда; если обжалуется постановление или отказ
в его вынесении без предшествующего определения суда по тому же вопросу, то
территориальная подсудность определяется по месту нахождения судебного пристава-исполнителя
(ст. 441 ГПК).
Вообще же подсудность допускает возможность обращения в один из нескольких судов
- кроме уже упомянутого “соответствующего суда” (ст.ст. 431, 434), указывается
суд, вынесший решение (ст. 433); суд по месту исполнения (ст. 432); а также
суд, в районе действия которого исполняет свои обязанности судебный пристав-исполнитель
(ст. ст. 434, 440, 441 ГПК). Совокупный анализ положений ГПК и Закона “Об исполнительном
производстве” позволяет заключить, что “соответствующим” судом будет суд, определяемый
в соответствии с правилами подсудности, установленными в ст. 28 ГПК. Судом по
месту исполнения - суд, определяемый в соответствии со ст. 11 Закона “Об исполнительном
производстве”. А подсудность суду, в районе действия которого исполняет свои
обязанности судебный пристав-исполнитель, является альтернативной, поскольку
закон допускает совершение судебным приставом-исполнителем действий вне территории,
на которую распространяются его функции (ст. 11 Закона “Об исполнительном производстве”),
следовательно, его действия могут быть обжалованы как по месту возбуждения исполнительного
производства, так по месту совершения отдельного процессуального действия.
Ошибки закона
Формулируя п. 6 ст. 437 ГПК, законодатель допустил пробел, поскольку, предполагая
факультативную возможность приостановления исполнения в связи обращением судебного
пристава-исполнителя к суду за разъяснением постановления, учитывал ст. 433
ГПК, но пренебрег положениями ст. 202 ГПК, допускающей возможность реализации
того же права лицами, участвующими в деле. Следовательно, если буквально исполнять
положения ГПК, суд не будет вправе приостановить принудительное исполнение,
в случае, когда инициатором разъяснения решения выступит не судебный пристав-исполнитель,
а другое лицо. Данное положение представляется ошибочным, нарушающим права и
законные интересы сторон исполнительного производства.
Проблема презумпции добросовестности должника коснулась содержания ст. 438 ГПК:
в ней, среди лиц, по чьему заявлению возобновляется приостановленное производство,
отсутствует должник, между тем, ряд оснований приостановления (п.п. 2, 3 ст.
436 ГПК, п.п. 2,3, 4 ст. 437 ГПК) напрямую связаны с должником. Закон не указывает
круг лиц, полномочных обращаться в суд с заявлением о приостановлении исполнительного
производства, следовательно, можно предположить, что должник (его представитель)
этим правом обладает. А вот права ходатайствовать о возобновлении исполнительного
производства у должника нет. Законодатель, вероятно, исходил из идеи, что
должник не заинтересован в возобновлении принудительного исполнения. Однако
такая позиция представляется ошибочной, поскольку нарушает указанную выше презумпцию
добросовестности должника и не согласуется с иной нормой ГПК (ст. 208), допускающей
инициативу должника по вопросам индексации.
Представляется неудачной формулировка п. 1 ст. 439, не указывающая такого критерия,
как необоснованность отказа, поскольку мотивированный и обоснованный отказ от
передаваемого имущества (например, в связи с его порчей) не должен выступать
основанием прекращения исполнительного производства. Существование нормы в настоящей
редакции значительно умаляет интересы взыскателя, поэтому на практике рекомендуется
прибегать к критерию необоснованности.
Привлекает внимание содержание п. 2 ст. 439 ГПК, поскольку, исходя из системного
толкования ст.ст. 1, 39, 439, 440 ГПК, полномочия суда по утверждению мирового
соглашения распространяются не только на субъектов, чей спор был рассмотрен
в суде, но и на иных лиц, так как утверждение мирового соглашения увязывается
не только с соблюдением закона, но и с проверкой ненарушения прав третьих лиц
и отсутствия пороков воли.
Обращение к тем же нормам (ст. 1, 439, 440 ГПК) позволяет разрешить коллизию
в связи с вопросом о надлежащей компетенции по прекращению исполнительного производства:
ст. 439 ГПК содержит указание, что исполнительный документ, при наличии соответствующих
оснований направляется с суд или в иной орган, выдавший документ. А в ст. 440
ГПК как компетентный орган указывается исключительно суд. Уже упомянутые положения
ГПК позволяют сказать, что правом прекращения исполнительного производства обладает
только суд, а в орган, выдавший исполнительный документ, направляются материалы
по прекращенному судом производству.
Перечень имущества, не подлежащего взысканию (ст. 446 ГПК), является в достаточной
степени абстрактным. Фактически конкретизация в полной мере коснулась только
имущества, необходимого для профессиональных занятий должника (ограничение -
100 МРОТ). В отношении предметов домашней обстановки законодатель выделил иной,
более размытый, оценочный критерий – “предметы роскоши” и совсем отказался от
количественного определения верхнего предела однородных предметов во всех категориях
(кроме жилья), что представляется ошибочным. Наконец, вызывает сомнение введенное
жесткое правило о неприкосновенности жилья, если оно является единственным пригодным
для проживания должника и иных лиц, поскольку даже в пределах одного населенного
пункта стоимость одинакового по размерам жилой площади жилья неодинакова за
счет этажности, комфортабельности, престижности настолько, что разница между
принудительно проданным и принудительно приобретенным для должника жильем может
возместить все требования взыскателя, расходы по исполнению, исполнительский
сбор.
Суммируя, можно сказать, что значительная часть проблемных вопросов VII раздела
ГПК связана с наличием норм, внутренне не согласованных, не учитывающих иных
положений ГПК и принципов гражданского процесса, однако некоторых проблем применения
процессуального права можно избежать, применяя системное или расширительное
толкование ГПК.
Статья из газеты эж-ЮРИСТ
Начать дискуссию